Украденное лицо

По утрам, если у Рекса нет занятий, они отправляются в закусочную рядом с домом, поедают огромные порции яичницы, держатся за руки и обсуждают планы на день. Луиза придумывает очередных учеников, они идут по Томпкинс-сквер-парку, показывают на кажущихся им милыми собачек, а Рекс рассказывает, что они проходят. Она ночует у него, по крайней мере, четыре раза в неделю (разумеется, к ней ему никак нельзя) и преподносит это как дать Лавинии воздуха, но смешное, а может, и вовсе не смешное, но потрясающее Луизу состоит в том, что он ей верит.

И вот еще одна маленькая деталь.

Рекс никогда не говорит о голосовом сообщении.

На самом деле он больше ни разу не заговаривает о Лавинии.

Луиза выполняет замысловатые синтаксические маневры, чтобы не упоминать ее имени, и часто говорит «ну, ты знаешь», когда описывает ее день. Рекс никогда об этом не просит.

Она думает, что как же странно, что он о ней не заговаривает после всей той вины, что он испытывал, хотя она иногда пытается поднять эту тему, не упоминая при этом Лавинию. «Как же здорово прийти к соглашению, так ведь?» – спрашивает она после того, как рассказывает историю о парне, который в свое время писал в соцсети от ее имени, а два года спустя столкнулся с ней в Проспект-парке, а он улыбается, кивает, сжимает ее ладонь, но не говорит того, что она хочет от него услышать.

Подумать только: единственный раз, когда вообще заговаривают о Лавинии – однажды вечером, когда Луиза роется в сумочке, и оттуда выпадают ключи.

– Она разрешила тебе их иметь?

Она пугается от того, как он произносит слово «она», поскольку там слышится огромное благоговение. Даже теперь.

– Она наконец-то сделала мне дубликат, – отвечает Луиза, словно это пустяки, словно Лавиния – обычный и заурядный человек, немного страдающий неврозом, который недавно пролечился и никак не может им навредить.

* * *

И вот еще деталь. Тоже очень маленькая.

Рекс разблокировал Лавинию в «Фейсбуке».

Он не добавил ее в друзья, но он появляется на панели «Вы можете их знать», а это означает, что он ее «разбанил», так что она может его видеть и, если захочет, добавить в друзья.

Она не хочет.

Луиза не ревнует. Ей это не нужно. Они с Рексом очень счастливы. Она – идеальная подружка. Оттого, что она прочитала все до единого письма, написанные Лавинии Рексом, что Рекс любит пикники, и тем летом они побывали в очень многих местах, и в сентябре тоже. Она знает, что он любит джаз, и поэтому они ходили на джазовый фестиваль под открытым небом, а раз в две недели они захаживают в «Цинк бар» и Вест-Виллидж. Она знает, что он любит корейскую кухню, и в октябре делает ему сюрприз на день рождения, ведя его в изысканный ресторан в Адской кухне. Она даже расплачивается, хотя там очень дорого – она на этом настаивает – и платит наличными, как оказывается, потому что прошло много времени, и Луиза думает, что ей не придется пускаться в бега ни завтра, ни на этой неделе, ни на следующей.

Она пытается не очень думать о том, какое у него было выражение лица, когда она попросила его сходить с ней в Новую галерею, или как он на нее посмотрел, когда она явилась на вечеринку к Хэлу в платье Лавинии.

Просто иногда – нечасто, а иногда – Рекс что-то сделает или скажет, отчего Луиза гадает, думает ли он по-прежнему о ней. Он может сказать какую-то мелочь – вроде как однажды на рынке в Челси он обмолвился, что любит персиковое варенье, а потом Луиза принимается думать (потому что она читала все написанные им письма), что когда-то она с Лавинией ели персиковое варенье во французском кафе в Челси под названием «Бергамот», и гадать о том, что думает ли он о ней сейчас, когда держит ее за руку и прижимается губами к ее щеке, лбу или плечу.

Вот как теперь, ранней осенью.

Стоит дивный октябрьский воскресный день, и Рекс только что начал учиться на предвыпускном курсе. Они сидят в квартире Рекса и скучают (они уже занялись сексом, попили пива и посмотрели по Интернету «Третьего человека»), Рекс глядит в окно и нехотя готовится к семинару, а Луиза лениво перебирает пластинки, ища, что бы поставить.

Они слушают классическую музыку, потому что Рекс любит классику, и Луиза тоже начинает ее ценить.

Они слушают «Травиату», Берлиоза и Шопена. Луиза моет на кухне посуду. Она смахивает с кухонного стола остатки кимчхи.

О Лавинии она даже не думает. Если она позволяет себе думать, то думает о Лавинии так же, как о Лавинии думают все (четвертый месяц трезвости и вникание в мистицизм творчества Симоны Вейль). Ей хорошо удается не думать о том, что она сделала.