– С ней все будет хорошо! – Луиза кладет руки ему на плечи. Прижимается губами к шее. Глубоко вздыхает. – Обещаю тебе…
Он лихорадочно хватается за ее руку. Прижимает ее к плечу. Благодарно глядит на нее, словно Луиза уже все уладила одними лишь словами.
Они возвращаются к остальным. Улыбаются. Чокаются.
Большеглазая подруга Беовульфа Мармонта разбивает бокал для шампанского, и Рекс тотчас произносит: «Я все улажу», а Хэл молча стоит и потом начинает смеяться.
– Вот так назовут твою биографию, когда ты умрешь, – провозглашает Хэл. – «Я все улажу: Жизнь Рекса Элиота».
– Никто мою биографию не напишет, – отвечает Рекс с пола.
– Наверное, нет, – соглашается Хэл. – И мою тоже. А может, и напишут. «Жизнь и воззрения скромного служащего страховой компании». – Он пожимает плечами. – Да ладно. Когда грянет революция, книг все равно никто читать не станет. – Он откашливается. И провозглашает: – Мы их всех сожжем дотла. Не так ли, юная Луиза?
Луиза выдерживает его взгляд.
– Конечно, – говорит она и поднимает свой бокал.
Они налегают на шампанское. Включают музыку погромче. Играют в «прицепи ослу хвост» с новым набором, где осел – это демократ, а все булавки – флаги. Они тянут кокаиновые линии с журнального столика и пьют пунш, о котором Хэл говорит, что всем достались моллинезии, хотя Луиза в этом не уверена.
– Что ты хочешь на день рождения, Хэл? – спрашивает Индия.
– Отсос.
Все смеются вместе с ним.
– Как выясняется, – продолжает Хэл, – мне абсолютно ничего не нужно. Настоящий мужчина избавляется от всех привязанностей.
– Это так Генри Апчерч говорит?
Луиза вовсе не хочет показаться язвительной. Но губы у Хэла дергаются, он корчит какую-то странную гримасу, потом улыбается и смеется, тем самым давая остальным разрешение тоже рассмеяться, и говорит:
– Именно это утверждает Генри Апчерч. – И добавляет: – Ну ты и злыдня.
Но говорит он это с такой симпатией, и Гевин Маллени хлопает ее по плечу, а Индия изображает падение микрофона, и даже Рекс беспомощно пожимает плечами, словно говоря: «С ней что-то не так?» И все смеются, делают фотки и говорят Луизе, что она звезда вечера, и это, в некотором смысле, так и есть.
Они пьют еще больше. Хэл предлагает тост, начинающийся словами «а теперь восславим знаменитостей». Они включают старые танцевальные свинги, потому что Хэл считает, что всем нужно послушать «Братишка, гривенник подай» и поразмыслить о важности песни для американской промышленности, и Рекс поднимает Луизу на руках, а Хэл подхватывает ее за ноги, и все думают, как весело Луизе лететь по воздуху через гостиную, библиотеку и кухню, что она сможет стащить с кухни припрятанный Генри Апчерчем выдержанный виски и вылить бутылку себе в глотку.
Беовульф Мармонт выкладывает в «Фейсбук» фотографию Луизы.
На ней Луиза сидит с Рексом на диване под портретами всех Апчерчей. Рекс целует ее в щеку.
Все ставят лайки.
Рекс тоже ставит лайк, хоть и сидит рядом с ней, и при этом Луиза поднимает на него глаза, он ей улыбается, и Луиза улыбается в ответ.
К рассвету все, кроме Луизы, засыпают на диванах Генри Апчерча, даже Хэл, хоть и принял в тот вечер пригоршню стимуляторов, чтобы не спать.
Луиза пролистывает фотографии у себя в телефоне.
Она не узнает себя в этом платье, с этой губной помадой, счастливой в объятиях любящего ее человека. Летящей над всеми без Лавинии, а он держит ее за руку.
Словно она своя.
«Вечно так продолжаться не может», – думает она.
Но когда спит Рекс, и спит Хэл рядом с Индией, прижавшейся к его груди, и спит Беовульф Мармонт с обхватившей его за пояс девушкой с испуганными глазами, и все развалились на полу, Луиза натягивает туфли. Она спускается вниз по лестнице, кивает швейцару и выходит на улицу в только начинающий заниматься рассвет.
Звонит Рексу с телефона Лавинии.
Вызов переключается на голосовую почту, как она и ожидала.
– Дорогой, – говорит Лавиния бодрым и несколько взволнованным тоном. Голос у нее дрожит. – Все… все прошло прекрасно, верно? – Она сглатывает. – Ты сейчас, наверное, спишь… может… может, там
Глава 7
Лавиния в корне меняет свою жизнь.