Украденное лицо

Она садится в метро. (Гевин выкладывает множество промоматериалов о «Пятерке до тридцати» и напоминает всем в «Фейсбуке», что это самое близкое к помазанию, чего только можно достичь, и если ты достаточно значим, чтобы редактировать «Скрипача», тебе может сойти с рук написание подобной хрени, и никто прилюдно не станет закатывать на тебя глаза, он ставит теги всем пятерым, кому за тридцать, и официально оглашает победителей по всем каналам социальных сетей, но добавляет особо лестный отзыв о Луизе Вильсон и называет ее «достойной пристального внимания».) Она едет по линии Q с Кони-Айленда. (Беовульф Мармонт пьяно разглагольствует о том, как некоторые думают, что пишут хрень, потому что они в Пятерке до тридцати, но на самом деле это гигантская срежиссированная волна, поднятая с целью ублажить неких экзальтированных эстеток-феминисток, и она в любом случае не имеет никакого отношения к настоящей литературе.)

Луиза доезжает до Сорок второй улицы. (Афина Мейденхед только что обручилась с Майком из оперы, она показывает всем кольцо, потом выкладывает видео, где колечко роскошно сверкает под софитами в «Макинтайре».)

Все пьяны. Все крикливы. На улицах повсюду рвота, конфетти, блестки, кисточки, мятые стаканчики с цифрами 2016 и уличные проповедники с плакатами. (Сейчас Корделия размещает в паблике «Фейсбука» длинный пост, начинающийся словами «Когда вы это прочтете, то решите, что я сошла с ума. Я не сошла с ума. Моя сестра погибла. Ее убила Луиза Вильсон».)

Полицейских лошадей одну за другой загоняют в передвижные конюшни. Австралийские туристы распевают «За дружбу старую до дна».

(Теперь Хэл пишет и Луизе, и Лавинии сообщение, что с Корделией случился типичный вильмсонский нервный срыв, к тому же она наверняка проглотила пригоршню снотворного мамаши Вильямс, и, наверное, всей этой гребаной семейке пора бы уже разобраться со всей этой хренью, верно?

Если Лавиния ответит «верно», то это даст Луизе еще немного времени.)

* * *

Эй? Мими даже не заметила, что Луиза больше не танцует. Ты куда пропала?

Ты еще здесь?

Эмодзи пляшущей хлопушки.

Луиза заходит в круглосуточную аптеку неподалеку от Брайант-парка.

Она берет краску для волос и какую-то одежонку – черные легинсы, простецкую белую футболку, безликие вещи, которые никто ни на ком не замечает.

У нее не осталось денег, так что она все просто крадет.

Этого тоже никто даже не замечает.

Луиза заходит в общественный туалет в Брайант-парке, современный, где даже цветочки стоят. Запирает за собой дверь.

Снимает с себя мокрую одежду.

Смывает присохшую соль и кровь.

Моет в раковине голову.

Вскрывает упаковку. Надевает перчатки.

Между ее пальцев стекает темно-красная вода.

В дверь стучат люди (конечно, стучат, на дворе Новый год, она в центре города, и всем стоящим в очереди нужно отлить), стучат очень громко, но Луиза не обращает внимания. Луизе наплевать. Луиза, не отрываясь, глядит в зеркало, проходит тридцать минут, а Луиза все так и стоит, голая, таращась на себя и на поддельные документы какой-то двадцатитрехлетней рыжеволосой девушки по имени Элизабет Гласс, которой, начнем с того, может, никогда и не существовало.

С рыжими волосами Луиза выглядит совсем другим человеком.