Украденные воспоминания

Мила до боли прикусила губы и свернулась калачиком подле Ильи, прижав к губам его неподвижную руку. Слезинки одна за другой сползали по ее щекам, оставляя темные следы на простыне.

Девушка закрыла глаза, в бессмысленной попытке заснуть и почувствовала, как кто-то бережно накрывает ее одеялом.

Глава восьмая

Дым чертил круги в мягкой и сочной ночной темноте.

Андрей курил впервые за все эти годы и все никак не мог разобраться, получает ли он удовольствие от этого или нет. Он нашел в себе силы избавиться от этой пагубной зависимости, когда у них родилась Катя. Сейчас он просто не устоял перед искушением, многократно видя курящей жену. Подсознательно он обвинял ее в собственной слабости, хотя и понимал, что это глупо.

Свободной рукой он обнимал Наталью. Ее длинные темно-русые волосы разметались по одеялу и в слабом освещении казались черными. Андрею хотелось прикоснуться к ним, вдохнуть их аромат и ощутить мягкость, но он боялся разбудить девушку, хотя и догадывался, что она не спит.

Она действительно только прикидывалась спящей.

— Расскажи мне, как ты познакомился с ней, — попросила девушка. Ему показалось забавным то, что в постели с мужчиной она интересуется ничем иным, как его женой.

Было в это что-то жуткое. Как будто этим Наташа хотела напомнить ему о совершенном, воззвать к его совести и заставить раскаяться.

Но Людмила сама толкнула его на измену! Если бы не ее вечные упреки, подозрения, крики и истерики, если бы не все то, что только отвращало от нее, вызывая желание убежать подальше, искать утешения у других людей…

С недавних пор у Андрея вдруг начало появляться странное чувство: он показался себе тюремным заключенным, затеявшим побег. Он столько лет был неотрывно пристегнут к своей жене, практически прекратив контакты с прежними друзьями, полностью посвятив себя семье, что и забыл уже, что такое свобода. В своей робкой и мягкой Люсе он вдруг увидел тень ее матери-тирана, всех своих близких державшей подле себя на цепи. Только методы дочери были аккуратнее, незаметнее, она не пыталась давить — она заставляла жалеть себя. Андрей не мог ничего с собой сделать, никак противостоять этому.

Но самым страшным было понимание того, что однажды, рано или поздно, Людмила обязательно превратиться в свою мать, станет ее точной копией. От этого ему хотелось поскорее убежать от нее, скрыться, забыть, лишь бы она только не отыскала его, не вернула обратно в плен своей любви.

Все эти страхи не мешали ему с нежностью вспоминать о прошлом.

— Она тоже была моей пациенткой, — тихо заговорил он, припоминая год их знакомства, — я тогда только пришел работать в эту больницу. Она стояла у открытого окна, зимой. У нее было воспаление легких. Я думал, что она хочет покончить с собой. Не знаю, так ли это было тогда, но потом у нее действительно обнаружились подобные наклонности…

— К самоубийству? — уточнила Наташа и перевернулась на живот. В темноте она напоминала русалку или нимфу. Красота ее была такой утонченной, мистической, хрупкой, какая может быть только у неземного создания.

По потолку бежали полоски света от проезжающих на улице машин.

— Да… — вздохнул Андрей. Сигарета его догорела, новую закуривать он не торопился. Перспектива снова попасться в плен этой зависимости его совсем не радовала.

— А ты не боишься, что она…

— Я боюсь, что она, — подтвердил мужчина, — всегда боялся. Когда мне хотелось уйти от нее, меня удерживало то, что она зависит от меня и может наложить на себя руки…

— Но это же не любовь… — проговорила грустно Наташа. Она помолчала немного, потом убрала волосы за уши и продолжила, — мне всегда казалось, что любовь — это что-то другое. Это взаимный интерес, взаимное увлечение. Когда отношения в удовольствие, а не в тягость…

— Так было в начале.

— А потом? — спросила девушка.

— Потом… я жалел ее, — признался Андрей. Эта тема была опасной для него. Он вспомнил еще одного человека, любившего его отчаянно и одержимо, но никогда не требовавшего взаимности. Лучше бы он не вспоминал!

— Жалость, это не любовь, — заметила Наташа.

— В чем-то ты права, — согласился Андрей, — но… как сказал Бунин — мы любим женщину такой, какая она есть — со всеми ее истериками, слезами и толстыми ляжками. Мы не можем вечно восхищаться и любовь — это не одни удовольствия. Это тяжелый труд, это и боль и слезы, и вся горечь, разделенная поровну.

— Тогда почему твоя жена не жалеет тебя?

Ответа на этот вопрос у Андрея не было. Наташа тем временем выбралась из его объятий, накинула халат, лежавший на стуле у кровати, и отошла к окну. Он видел ее грациозный силуэт маленькой античной богини.

— Я не люблю Бунина, — поделилась девушка, и голос ее прозвучал насмешливо, — возможно, он был прав. Но если рассуждать как ты и он, то любовь — это какая-то сплошная непроглядная каторга, лучше уж совсем не любить!

Андрей тяжело вздохнул. Он подумал о том, что никогда не будет счастлив — не с Людмилой, не с Наташей, потому что она никогда не простит ему измены, которую он совершил, полюбив ее.