Я понимаю, что только терзаю себя понапрасну – книга издана, нельзя сделать вид, что ее нет. И что-то изменить – тоже. На бумаге запечатлены ее слова, не мои, и рассказывать мою историю теперь уже поздно. Нет смысла читать ее книгу и вникать в нее. Ненавидеть, впрочем, тоже. И однако же я понимаю, что это неизбежно – я прочитаю ее, и каждое прочитанное слово станет моим наваждением.
Я выезжаю с парковки, охваченная раскаленной добела слепящей яростью, и мчусь домой, даже не думая снижать скорость на крутых поворотах. Я не смогла остыть даже к тому моменту, как, миновав подъездную аллею, припарковалась у дома. Мои руки по-прежнему трясутся, когда я вынимаю книгу из машины и отношу на рабочий стол в кабинете.
Я пролистываю томик до смутно знакомого портрета совершенно неизвестного мне автора, но смотреть на него я не в силах и приклеиваю поверх листок для заметок.
Потом беру ручку и пишу на нем: «Ты воровка. Первая миссис де Винтер – это я. И я не дам тебе покоя».
Глава 35
– Ты правда не помнишь тот рассказ? – допытывался Ной, по-прежнему тяжело дыша в трубку, и оставалось только гадать – он крайне расстроен или в крайнем восторге от своего открытия.
Я покачала головой, позабыв, что он меня не видит.
– Я не помню, что сама писала для тех семинаров, где уж мне помнить чужие рассказы. – Более того, по окончании колледжа я попросту выбросила все свои сочинения, отзывы на них и даже доклад с последнего курса. После смерти матери я словно превратилась в другого человека и изменилась как писатель. «Все маленькие огоньки» написала эта новая Оливия, а не девушка из колледжа, которая писала для семинаров безжизненные и предельно бессмысленные, как решила я по прошествии времени, рассказы.
– Ну, я помню, что ее рассказ был ужасен, – сказал Ной. – На том семинаре ее просто растерли в труху.
– Разве ее одну? – горько рассмеялась я. Я не представляла, как Ной решился еще два года терпеть эти чудовищные семинары в аспирантуре и не двинулся рассудком. Иногда я задумывалась – может, отчасти я воспользовалась случаем переехать в Бостон вместе с Джеком в качестве уважительного самоотвода от ученой степени. Я обожала писательский труд больше всего на свете (по крайней мере, когда-то), но для меня сидеть в окружении двадцати других литераторов, обладающих разными мнениями и взглядами на жизнь, и слушать, как каждый на свой лад критикует мое идущее от самого сердца творчество, было настоящей пыткой. Меня охватывал паралич растерянности, и я уже не понимала, с чего взяла, что люблю сочинять разные истории. Глубоко в душе я осознавала, что еще два года подобных семинаров попросту отбили бы у меня всякую охоту снова взяться за перо, и я уж точно никогда бы не написала «Все маленькие огоньки».
– Анджела – или Анджелика, да – не ходила на другие наши курсы, – тем временем излагал Ной. – Полагаю, она выбрала семинары по писательскому мастерству в качестве факультатива. И как я уже сказал, талантом она не блистала. Или, что важнее в нашем случае, не принесла на семинары ничего запоминающегося. – Своей прямолинейностью Ной не хотел принизить ее работы, просто констатировал факт. – Но штука в том, что, когда вышла твоя книга, я вдруг вспомнил, что кто-то в колледже тоже писал вариацию на тему «Ребекки». И, честно говоря, я решил, что ты ею и вдохновилась.
Мне понадобилась пара секунд, чтобы осознать эти слова, и я напрягла память, стараясь раскопать в ней образ этой девушки. Анджела Питерс. Никудышная сочинительница, чей выбор нашего семинара стал фатальным, старший курс, рассказ по мотивам «Ребекки»…
Я подняла голову и уставилась на портрет Анджелики на стене напротив, пытаясь вызвать из прошлого образ юной девушки, студентки колледжа, пока еще не такой вопиюще роскошной.
Безуспешно. В моей памяти зиял огромный провал. Я не могла заставить себя выудить хотя бы одну реальную картинку с тех семинаров.
– Ной, я вообще ничего не помню, честное слово.
С минуту Ной молчал.
– Что ж, тебе тогда пришлось несладко. – Это мягко говоря. – Но, возможно, все воспоминания сохранились в подсознании.
– Погоди, ты хочешь сказать, что я бессознательно заимствовала сюжет у девушки из колледжа, которую даже не помню? Я тогда с трудом выполняла задания, чужие тексты не читала, не особо прислушивалась к критическим разборам и вообще редко на них появлялась. Я совершенно не помню ни эту Анджелу, ни ее рассказ.
Горячая волна гнева и обиды поднялась в груди, и голос зазвенел в попытке защититься.
– Я просто пытаюсь сложить по кусочкам происходящее. – Теперь защищался Ной. – Ливви, я ни в чем тебя не обвиняю.
– Да ладно! – огрызнулась я, хотя, уже произнося эти слова, понимала, что была несправедлива. Причина моего гнева крылась не в Ное. Но я ничего не могла с собой поделать.