Украденный сон

Ну и сколько времени они будут искать Сашу Дьякова? За час его не найдут, это уж точно. Через час приятный баритон с огорчением сообщит ей, что искомого мальчика придется подождать еще какое-то время. Этот разговор будет еще короче, и усилия от Насти потребуются минимальные. Только легкое недовольство. Ну, может быть, еще недоумение по поводу того, что в такой серьезной организации не могут, когда нужно, быстренько найти человека. Можно расслабиться.

На кухне Леша демонстративно гремел посудой. Он, наверное, голоден, но, несмотря на обиду, в одиночестве обедать не будет. Станет ждать, когда она соизволит к нему присоединиться. Не стоило его обижать…

Настя сделала несколько глубоких вдохов, ослабила напряженные мышцы спины и шеи, привычно ссутулилась и открыла дверь в кухню. Леша сидел за накрытым к обеду столом и читал, пристроив книгу между хлебницей и бутылкой с кетчупом.

— Если ты считаешь, что я тебя обидела и должна быть наказана, — я согласна. Но, пожалуйста, давай отложим воспитательные мероприятия на потом. Сейчас мне нужны твои мозги.

Леша оторвался от книги и поднял на нее злые глаза.

— Ты по-прежнему держишь меня на подсобных работах?

— Леша, мне нужна твоя помощь. Давай не будем выяснять отношения сейчас. У нас для этого вся жизнь впереди.

— Ты уверена? Если исходить из твоих объяснений, у нас впереди может оказаться совсем немного времени. Твой сумасшедший дружок Ларцев может в любую минуту явиться сюда и пристрелить нас. Но даже в этой ситуации ты продолжаешь относиться ко мне как к кухонной утвари. Что за переговоры ты вела с этим бультерьером? Кто тебе звонил?

— Я тебе все объясню, но сначала помоги мне решить задачку.

— Ну давай… — тяжело вздохнул Чистяков.

* * *

Первое, что бросилось в глаза Колобку-Гордееву, когда он поднялся по лестнице и свернул в длинный казенный коридор, было белое как мел лицо Павла Васильевича Жерехова. Потом он увидел и толпившихся возле него сотрудников, за головами которых посверкивали вспышки фотоаппарата. Не сказав ни слова, Гордеев протиснулся сквозь небольшую толпу и увидел лежащего на полу в кабинете своего заместителя человека с огнестрельным ранением в голову. Пуля вошла точно в середину лба, и капитан Морозов был мертв.

— Как это случилось? — сквозь зубы спросил Гордеев.

— Он сидел у меня в кабинете и ждал тебя. Позвонили, сказали, чтобы я зашел к девочкам в секретариат за срочным документом. Не выгонять же было парня в коридор ради пяти минут. Я запер все бумаги в сейф и вышел. В секретариате ни о каком документе не слышали и мне не звонили. Я понял, что дело неладно, и обратно уже бегом бежал. Ну и вот… Выстрела никто не слышал, наверное, убийца пользовался глушителем.

— Ясно. Морозов тебе что-нибудь говорил? Зачем он меня ждал?

— Ничего не говорил, но сильно нервничал. Прямо сам не свой был.

— Что при нем было?

— Сумка. Спортивная, — уточнил Жерехов.

— Сумку спрячь подальше, пока до нее никто не добрался. Дым рассеется — посмотрим, может, там какие-нибудь записи остались. Ты Ларцева нашел?

— Он уже едет сюда.

— Беги к воротам, лови его и по запасной лестнице тащи прямо ко мне. Мимо своего кабинета его не веди и о Морозове ни слова.

* * *

Николай Фистин, он же дядя Коля, он же, по образному выражению Арсена, Черномор хренов, пребывал в растерянности. Арсен велел срочно найти Саню Дьякова и доставить его на квартиру к Каменской. Требование это казалось дяде Коле дурацким и нелепым. Хуже того, оно, судя по всему, было невыполнимым.

Коля Фистин впервые прогулялся на зону в 17 лет за особо злостное хулиганство, через три года вышел, но, поскольку ума на нарах не набрался и единственным способом выражения неудовольствия по-прежнему считал мордобой, то тут же снова сел, на этот раз уже на восемь лет, за причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшего.

Результатом такой боевой юности стало лишение московской прописки и высылка за 101-й километр. Николай жил в общежитии, работал на кирпичном заводе, много пил, наворотисто матерился, и жизнь его была, казалось, предопределена на долгие годы вперед. Но ему повезло, и он сумел свое везение использовать на все двести процентов.