…После собрания все родители толпой подходят к столу «классной» сдавать деньги на завтраки. Все, кроме этой женщины, которая сразу же направляется к двери…
…Он выходит из школы после собрания и на соседней улице, за углом, видит, как эта женщина садится в машину, на водительское место. ВАЗ-99, цвета «мокрый асфальт», с мощными противотуманными галогеновыми фарами, мишленовской резиной на колесах, дорогие чехлы из натуральной цигейки. «Надо же, — отметил про себя Ларцев еще тогда, — такая невзрачная с виду женщина, а ездит на такой машине».
Присмотревшись, он заметил на заднем сиденье большой рюкзак, болотные сапоги и охотничью куртку с патронташем…
Ларцев выругал себя за то, что не обратил на нее внимания раньше. Конечно, почти вся информация о Наде, пришла с этих чертовых собраний. Надю, которой стало плохо на втором уроке, приводили в пример, когда напоминали родителям, что детей надо обязательно плотно кормить по утрам.
Про Надю говорили, когда просили родителей не давать детям в школу игрушки, потому что игрушки эти порой бывают очень дорогими, они доступны далеко не всем, и из-за этого случаются конфликты. «Вот недавно Надя Ларцева чуть не подралась на уроке с Ритой Бирюковой, потому что Рита принесла в школу куклу Барби, дала Наде поиграть, а когда хотела взять ее обратно, Надя не смогла расстаться с красивой игрушкой». Надю упоминали, когда строго внушали родителям, что нельзя отправлять в школу детей, которым нездоровится, потому что они могут быть носителями инфекции. Ах, если бы он раньше обратил внимание на все это!
Он сорвался со скамейки и быстро пошел к метро. Проехав две остановки, пересел на другую линию и доехал до станции «Университет», где находилось Московское общество охотников и рыболовов.
Когда по его просьбе перед ним выложили около тридцати учетных карточек на женщин-охотниц, с фотографиями и адресами, он сразу увидел знакомое лицо, мгновенно запомнил адрес и имя и, собрав карточки в стопку, вернул их сотруднице МООиРа, не делая никаких записей.
— Нашли, что искали? — спросила она, запирая карточки в сейф.
— Нашел, спасибо.
Итак, Дахно Наталья Евгеньевна, Ленинский проспект, 19, квартира 84.
Глава пятнадцатая
— На место, Цезарь! — услышал Ларцев из-за двери властный голос. Послышались шаги, дверь распахнулась. На пороге стояла та самая женщина.
— Здравствуйте, вы меня не узнаете? Мы с вами встречались на родительских собраниях в шестьдесят четвертой школе. Помните? Я отец Нади Ларцевой.
Женщина охнула и привалилась к двери.
— Вы хотите сказать, отчим? — уточнила она.
— Да нет, именно отец. А почему, собственно, отчим?
— Но как же так… — она растерянно заморгала. — Я думала, Надин отец…
— Что вы думали? — жестко спросил Ларцев, входя в прихожую и закрывая за собой входную дверь.
Женщина разрыдалась.
— Простите меня, ради Бога, простите меня, я знала, что добром это не кончится, я чувствовала… такие деньги… я чувствовала.
Ее бессвязное бормотание постоянно прерывалось всхлипываниями, потом она капала себе валокордин, судорожно пила воду, но в конце концов Ларцеву удалось составить из разрозненных слов некое подобие рассказа. В прошлом году к ней обратился один человек, который попросил ее посещать родительские собрания в шестьдесят четвертой школе, в классе, где учится Надя Ларцева. Он — отец Нади, но с женой расстался плохо, с тяжелейшим скандалом, она слышать о нем не хочет и не пускает его к дочери. А ему так хочется хоть что-то знать о девочке, о том, как она учится, как ведет себя в школе, какие у нее проблемы, не болеет ли. Он казался таким искренним, таким любящим и страдающим отцом, что отказать ему было невозможно. Тем более что он предложил хорошее вознаграждение за столь необременительную услугу.
— Кто он такой? — спросил Ларцев.
— Я не знаю. — Наталья Евгеньевна снова принялась плакать.
— Как он вас нашел?
— Мы вместе стояли в очереди в магазине. Очередь была длинная, мы разговорились, он пожаловался на семейные проблемы… Вот и все. Больше я его не видела. Он сам мне звонит.
— А как вы получаете от него деньги?
— Он кладет их в конверте в мой почтовый ящик, после каждого собрания, на следующий день. Вечером после собрания он мне звонит, я ему все рассказываю, а на другой день — конверт в ящике. Вы должны меня понять, — всхлипнула Дахно, — я охотница, а это требует огромных денег. Машина нужна, чтобы возить снаряжение, оружие нужно, боеприпасы, лицензии… А я без охоты не могу, умру без нее. Я ведь родилась в Сибири, в заповеднике, мой отец, егерь, к охоте приучил меня с младенчества. Отнимите у меня ее — я задохнусь в городе.
Дахно оправдывалась, то и дело хватаясь за сердце, принимая сердечные лекарства, всхлипывая и сморкаясь. Они сидели в просторной, но неуютной комнате с разнокалиберной мебелью, явно купленной в разное время по случаю, без единого замысла и стиля. Все стены большой трехкомнатной квартиры были увешаны охотничьими трофеями и оружием. На пороге двери, ведущей из комнаты в прихожую, торжественно возлежал огромный чистейших кровей доберман по кличке Цезарь.