— Ах ты, жалость какая! — огорчился тот. — У Надюшки на уроках физкультуры лыжная подготовка начинается, а у нее ботинок нет. Прошлогодние малы, а покупать на один год — дорого. Они стоят черт знает сколько, а к следующему году опять малы будут. Она же растет. Обидно, — вздохнул он, — думал у тебя одолжить, но не повезло. Ничего не попишешь. Кстати, Ася, как тебе с Костей работается?
— С Ольшанским? Нормально.
— Не давит он на тебя?
— Нет, не замечала.
— Ты знаешь, он иногда бывает грубоват…
— Вот это я как раз заметила. Он что, жаловался на меня?
— Ну что ты, он очень доволен твоей работой. Чем это ты его так расположила к себе?
— Неземной красотой, — отшутилась Настя, начиная нервничать.
Каждый из них так или иначе пытался вывести разговор на дело Ереминой. Что это, обычный интерес к тому, как идут дела у их коллеги, или что-то другое? И у кого из них? Или у всех сразу? «О Господи, — взмолилась она про себя. — Хоть бы они ушли и оставили меня в покое. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь из моих ребят сейчас позвонил».
К счастью, когда объявился Андрей Чернышев, в кабинете снова стало пусто. По его лицу Настя поняла, что он чем-то сильно разозлен.
— Кофе хочешь? — предложила она.
— Не хочу. Послушай, Каменская, ты, может быть, гениальный сыщик, но зачем ты делаешь из меня идиота? Ты что, всерьез считаешь, что ты одна умная, а у нас у всех по полторы извилины в голове?
Настя замерла от недоброго предчувствия, но постаралась сохранить спокойствие.
— Что случилось, Андрюша?
— Что случилось? А то, что ты странно себя ведешь. Да, ты в нашей группе старшая, тебя Гордеев назначил, но это не означает, что имеешь право скрывать от нас, в частности от меня, информацию.
— Я тебя не понимаю, — хладнокровно ответила она, чувствуя, как начинают дрожать руки. Ведь говорила же она Гордееву, что не может работать так, как он того требует.
— Почему ты не сказала мне, что Олег изъял у вдовы Косаря записную книжку? Представь себе мое положение, когда я спрашиваю у нее про записную книжку мужа, а она мне говорит, что высокий светловолосый молодой человек с Петровки ее забрал. Получается, у нас правая рука не знает, что делает левая. Женщина, естественно, тут же замкнулась, никакого разговора у нас не получилось. Видно, заподозрила, что я ее обманываю и мы с молодым человеком вовсе не в одной команде. Как прикажешь это понимать?
— Я не знаю ни о какой записной книжке, — медленно ответила Настя. — Олег мне ничего не отдавал.
— Честно? — недоверчиво спросил Андрей.
— Честное слово. Андрюша, я не первый день в розыске работаю. Поверь мне, я бы никогда тебя не подставила, да еще так по-глупому.
— Вот дурак! — в сердцах воскликнул он.
— Ты о ком?
— Да о стажере твоем, о ком же еще. Наверняка решил заняться самодеятельностью и самостоятельно поработать с людьми, указанными в этой книжке. Живое дело ему подавай! Недаром он так ныл, в архив ехать не хотел, Пинкертон сопливый. Пусть только появится — башку ему отверну.
— Тише, тише, успокойся, башку я ему сама отверну. Вообще-то пора бы ему появиться, засиделся он в архиве.
— Вот помяни мое слово, — возбужденно продолжал Чернышев. — Ни в каком архиве он не сидит, а бегает по связям Косаря. Хочешь пари?
Настя молча сняла телефонную трубку и позвонила в архив.
— Как ни странно, ты проиграл, — сказала она, поговорив с архивом. — Мещеринов сидит там. И вчера сидел.
— Поглядим еще, чего он высидит, — пробурчал Андрей, выпустив пар и понемногу успокаиваясь.
Настю грызло беспокойство. Совсем недавно, во время разговора о новой машине Игоря Лесникова, она ощутила неприятный холодок в желудке. Это означало, что в мозгу мелькнула какая-то важная мысль, но она не успела ее поймать и зафиксировать. И теперь она мысленно повторяла весь разговор с начала и до конца, надеясь, что мысль вернется. Что-то ее обеспокоило во время разговора. Что же? Что?
— Ты мне, кажется, кофе предлагала? — подал голос Чернышев.
— Сейчас сделаю.
Она принялась за кофе и, включая кипятильник, доставая чашки, ложки и сахар, восстанавливала в голове обрывки разговора с Юрой Коротковым.
«Это наш Лесников. Купил недавно новую машину…»
«У Игоря вполне состоятельные родители…» Нет, не здесь.
«Жена зарабатывает соответственно…» Соответственно чему? Кажется, это было где-то здесь. Что же он еще сказал?
«Жена — классный модельер…»
Ложка дрогнула у нее в руке, часть кофе просыпалась на стол.
— Андрюша, чем занималась мать Ереминой? Чем она на жизнь зарабатывала?
— Шила. До того, как спилась окончательно, она была неплохой портнихой. Первая-то судимость у нее была за кражу, помнишь?
— Да, ты говорил. И что?
— Она совершила кражу у своей же клиентки во время примерки, прямо в ателье. Вытащила деньги из сумочки и практически сразу же попалась. После освобождения ее обратно в ателье уже не взяли, она попробовала устроиться в другие — всюду отказ. В те времена с судимостью не больно-то брали на работу, особенно с малолетним ребенком, сама знаешь. Еремина устроилась дворником, получила служебное жилье и подрабатывала шитьем в частном порядке.
— Почему ты мне этого не рассказывал?