Украденный сон

— Послушайте, — взмолился он как можно жалобнее, — у нее сейчас трудная полоса, неприятности и все такое. Она совсем не спит уже несколько ночей, у нее болит сердце и вообще она плохо себя чувствует. Завтра ей предстоит проходить диспансеризацию в поликлинике, и она не хочет в таком состоянии показываться врачам. Она ведь офицер, вы должны понимать. Поэтому она приняла три таблетки снотворного и пораньше легла спать, чтобы завтра все прошло благополучно. Ей будут давление мерить, к невропатологу пошлют, кардиограмму снимут. В конце концов, даже если я смогу ее добудиться сейчас, она ничего не будет соображать.

— Очень жаль, — непритворно огорчился собеседник. — Хорошо, я позвоню ей завтра. Всего доброго.

— До свидания, — буркнул Леша.

Настя стояла посреди комнаты, плотно запахнувшись в теплый махровый халат. Ее бледное лицо в полумраке казалось неживым.

— Это они? — спросил Чистяков.

Она молча кивнула.

— Почему бы тебе не поговорить с ними? В этой ситуации прослушивание твоего телефона роли не играет, они же сами его и слушают.

— Не люблю, когда меня пугают. Я уже достаточно напугана и не хочу выслушивать очередные «страшилки», которыми они собираются меня накормить.

— Я тебя что-то не понимаю, Настюша. Что ты затеяла? Прячешь голову в песок, как страус?

— Ничего я не затеяла. Они хотят меня выбить из колеи. Вот и пусть себе думают, что им это удалось, что я на стенку лезу от страха, что у меня от этого нервное расстройство. Что нового они мне скажут? Что взорвут папину машину? Предпочитаю этого не слышать. Машину они взорвут только после того, как я не выполню их требования, иначе это теряет смысл. Вот я и не даю им возможности высказать эти требования.

— По-моему, не очень умно, — с сомнением произнес Леша. — Они же могут подойти к тебе на улице. Что ты тогда будешь делать? Скажешь, что ты — это не ты и вообще ты у соседки? Глупо как-то.

— Как знать, Лешенька. Не будут они подходить ко мне на улице, это опасно. После такой встречи их можно выследить, они это отлично понимают. Единственное, что не оставляет следов, — это телефонные звонки. И непременно ночью, чтобы было пострашнее. И из телефона-автомата, чтобы на определителе не было номера, если такой определитель у меня есть. И не более трех минут, чтобы не засекли, если я все-таки пожаловалась начальнику и мой телефон взяли «на кнопку».

— Слушай, неужели ты их совсем не боишься?

— Еще как боюсь, милый, — горько усмехнулась Настя. — Не боятся только умственно неполноценные, потому что не умеют реально оценивать опасность и не понимают, что такое жизнь и как страшно ее терять. Нормальный человек должен бояться, если у него есть инстинкт самосохранения. А я вообще жуткая трусиха, ты же знаешь. Погаси-ка свет, будь добр.

— Зачем?

— Они могут наблюдать за окнами. Я же сплю, согласно вышеизложенной легенде.

— Ты-то спишь, но меня-то они разбудили, — возмутился Леша.

— Не спорь, солнышко, — устало сказала Настя. — Гаси свет, поговорить можно и в темноте.

Она легла, свернувшись калачиком, и прижалась к Лешиному плечу. Он гладил ее по голове и спине, успокаивал, баюкал, что-то рассказывал шепотом. Наконец под утро ей удалось задремать.

* * *

Спортивный, подтянутый дядя Коля, снисходительно улыбаясь и посверкивая железными зубами, смотрел на коротко стриженного «ежиком» парня.

— Не переживай, Санек, ты ни в чем не виноват. Бывает.

Он налил себе стакан минеральной воды и залпом выпил. Санек и в самом деле не виноват. Виноват этот старый хрыч Арсен, который слепо доверяет «своим людям» и не удосужился подстраховаться, перепроверить полученную информацию. Выполнение задания сорвалось, придется искать другие пути, например, подсунуть художнику привлекательную телку, чтобы она пошустрила у него в хате. Художник-то, судя по всему, слабоват по части женского пола, не успел одну красавицу похоронить, а с другой уже так закрутил, что теперь приходится от нее прятаться. Ай да Борис Григорьевич, ай да неутешный вдовец!

— Если б ты знал, чего мне стоило не врезать ему как следует, — вздохнул Санек так жалобно, что дядя Коля не смог сдержать смех.

— Ты молодец, Санек, — одобрительно сказал он, — вор — он и есть вор. Ты должен был убедить его, что ты — безобидный неопытный домушник. Драться нельзя было.

— Да-а, нельзя, — продолжал ныть Санек. — Знаешь, как он меня молотил! Тренированный, гад, все точки знает. Я чуть сознание не потерял.

— Тем более. Если он тренированный, то в два счета раскусил бы, что ты никакой не воришка, а боевик-профессионал. Кончай сопли распускать. Удивляюсь я вам всем: бравые бойцы, а характер — как у бестужевских барышень.

— У кого? У каких барышень?

— Темный ты, Санек, — вздохнул дядя Коля. — Ты хоть буквы-то помнишь еще?

— Какие буквы?

— Алфавит. Ты когда последний раз книжку в руках держал, а?

— Да ну тебя, дядя Коля, чего ты измываешься. И без того паскудно.