Украденный сон

Маленькая, грузная, неуклюже переваливающаяся на коротких толстых ножках, с коротко стриженными седыми волосами, с близорукими глазами за толстыми линзами очков, Рачкова больше походила не на врача, а скорее на характерную комедийную актрису, играющую роли подпольных самогонщиц, ростовщиц, старых своден и тому подобных малосимпатичных персонажей. Только тот, кто долго общался с ней, мог оценить ее живой юмор и острый ум и поверить, что в молодости она была неотразимо обаятельна и даже по-своему пикантна. Впрочем, муж Тамары Сергеевны помнил об этом очень хорошо и до сих пор относился к ней с нежностью и уважением.

Осматривая Настю, измеряя давление, считая пульс и слушая фонендоскопом сердечные тоны, Рачкова думала о том, что молодой женщине и в самом деле не мешало бы подлечиться в госпитале. Состояние-то у нее не ахти какое.

— Вам бы надо в госпиталь лечь, — сказала она, не поднимая головы от карты, в которую записывала результаты осмотра. — У вас очень плохие сосуды. Один криз уже был, похоже, что и до второго недалеко.

— Нет, — резко и быстро ответила Настя. — В госпиталь я не хочу.

— Почему? — Врач оторвалась от карты и полезла в сумку за бланками больничных листов. — В нашем госпитале хорошо. Полежите, отдохните, вам это пойдет на пользу.

— Нет, — повторила Настя, — я не могу.

— Так не можете или не хотите? Кстати, ваш начальник Гордеев очень обеспокоен вашим здоровьем. Он просил вам передать, что не возражает, если вы ляжете в госпиталь. Вы ему нужны здоровой.

Настя молчала, зябко кутаясь в теплый халат и укрывая ноги пледом.

— Я не могу ложиться в госпиталь. В самом деле не могу. Может быть, попозже, через месяц-другой. Но сейчас — нет. А вы что, разговаривали сегодня с Гордеевым?

— Да, он мне звонил, просил отнестись к вам повнимательней, поскольку вы сообщили ему, что заболели. — Рачкова заполнила больничный лист, аккуратно сложила тонометр в футляр и внимательно посмотрела на Настю. — Гордеев волнуется за вас. Вы ничего не хотите ему передать?

— Передайте ему, что он был прав. Еще передайте, что я хотела бы сделать очень многое. Но я не могу. Я связана по рукам и ногам. Я дала слово и обязана его сдержать. Спасибо ему за заботу. И вам спасибо.

— Пожалуйста, — со вздохом ответила врач, тяжело поднимаясь из-за письменного стола. — Кстати, прелестный юноша на подоконнике этажом ниже — не ваш ли поклонник?

— Кажется, мой, — Настя скупо улыбнулась.

— Муж в курсе?

— Да, конечно, правда, он не муж.

— Это неважно. Гордееву сказать?

— Скажите.

— Ладно, скажу. Лечитесь, Анастасия Павловна, я говорю совершенно серьезно. Вы относитесь к своему здоровью просто безобразно, так нельзя. Воспользуйтесь передышкой, раз уж все равно дома сидите, попейте лекарства, отоспитесь. И ешьте как следует, у вас нездоровая худоба.

После ухода Рачковой Леша молча начал одеваться.

— Ты куда? — удивилась Настя, глядя, как он с остервенением стягивает с себя спортивный костюм и влезает в джинсы и свитер.

— Тебе лекарства выписали. Где рецепты?

— Нельзя же, Лешенька, он тебя все равно не выпустит. Слышал, что врач сказала? Сидит на лестнице, этажом ниже.

— Плевать я хотел! — взорвался Чистяков. — Ты тут помрешь у меня на руках, пока эти псы за свою кость дерутся.

Он с демонстративным грохотом открыл замок и вышел на лестницу.

— Эй, ты, бультерьер! — громко позвал он.

Раздались едва слышные шаги, с нижнего этажа, легко прыгая через ступени, поднялся смазливый белокурый паренек.

— Сходи в аптеку, — безапелляционным тоном приказал Леша. — Вот рецепты, вот деньги, сдачу вернешь.

Паренек молча взял рецепты и купюры, повернулся и легко и неслышно побежал вниз.

— И хлеба купи, черного! — крикнул Леша ему вдогонку.

— Ну зачем ты его дразнишь, — укоризненно сказала Настя, когда он вернулся в квартиру. — Мы же полностью от них зависим. Уж лучше пусть будет худой мир, чем открытая война.

Леша не ответил. Он быстро подошел к окну и стал смотреть на улицу.

— Побежал, — прокомментировал он, глядя на фигуру, удаляющуюся спортивной трусцой в сторону аптеки. — Только это не он. Стало быть, нас с тобой стерегут, как минимум, двое. Серьезная организация.

— Уж куда серьезнее, — грустно подтвердила она. — Давай я хоть обед приготовлю, что ли. Господи, угораздило же меня так вляпаться! И девчонку жалко, и Ларцева.

— А себя не жалко?