В-третьих, уравнивание нацизма и коммунизма в своей основе порождало асимметрию в исторической политике, которую невозможно не заметить: с осуждением преступлений нацизма в свое время вполне успешно справились коммунистические режимы. Возникала парадоксальная ситуация, когда приходилось фактически воспроизводить риторические формы осуждения нацизма, уже сформулированные «тоталитарным коммунистическим режимом» (правда, последний замалчивал Холокост), для того чтобы продвинуть главную задачу: «осуждение коммунизма».
И наконец, уравнивание нацизма и коммунизма порождало те же «неудобства» для представителей «Западной Европы», поскольку СССР был участником антигитлеровской коалиции: тут речь шла не только о моральном долге, но и о необходимости признавать ответственность за послевоенное переустройство мира, в котором «Восточная Европа» оказалась под «пятой коммунизма».
Идея «коммунизм = нацизм», лоббируемая представителями «украденной Европы» на высшем политическом уровне, вызвала протесты некоторых еврейских организаций. В националистических нарративах «Восточной Европы» (как и в нацизме) антикоммунизм традиционно, еще с межвоенных времен соседствовал и сливался с антисемитизмом[143]
. Лозунг «жидокоммуны» был весьма популярен не только в пропаганде Третьего рейха.Представители Центра Симона Визеншталя, например, усмотрели в установлении новой памятной даты (23 августа) угрозу отказа от Дня памяти жертв Холокоста[144]
. Наибольшие претензии вызывала историческая политика в Литве: пропагандируемая здесь идея «двойного геноцида» игнорировала, по мнению еврейских организаций, Холокост. В частности, Музей жертв геноцида в Вильнюсе вообще не содержал упоминаний о Холокосте[145]; наиболее радикальные критики усматривали в таком отношении проявления глубоко въевшегося в сознание литовского общества антисемитизма. Общественная организация, занимающаяся историей Холокоста в Литве, фактически оказалась в оппозиции к официальной исторической политике страны[146].Итак, если оценивать взнос «Восточной Европы» в общеевропейскую историческую политику, мы обнаруживаем здесь четыре направления, объединенные общей темой: «национализация» истории, преодоление наследия коммунизма, осуждение коммунизма, уравнивание коммунизма и нацизма, при явном дисбалансе в пользу первого (коммунизм = нацизм). Как эта тема раскрывалась на национальном уровне?
Если говорить об исторической политике, «национализация» происходила параллельно с «декоммунизацией», а разбирательства с памятью и коммунистическим прошлым были частью куда более широкого процесса, включавшего в себя:
1) реабилитацию жертв политических репрессий, выплаты компенсаций. Практически во всех странах «Восточной Европы» в конце 1980-х — начале 1990-х годов были приняты специальные законы о реабилитации, из уголовного законодательства изымались статьи, связанные с преследованием за политические взгляды. В некоторых случаях (страны Балтии, Чехия, Венгрия, Румыния) реабилитация сопровождалась материальной компенсацией и предоставлением социальных благ;
2) реституцию и материальную компенсацию как физическим лицам, так и институтам (например, церквям и религиозным общинам). В большинстве восточноевропейских стран, вступивших в Евросоюз после 2004 года, тема реституций и компенсаций распространялась и на жертв Холокоста. В некоторых странах для реализации политики компенсаций создавались специальные агентства (страны Балтии). В некоторых странах, например в Польше, политика компенсаций и социальных благ распространялась и на тех, кто подпадал под статус борцов за независимость;
3) судебные процессы над деятелями коммунистического режима. Самый короткий судебный процесс (трибунал), закончившийся немедленным расстрелом подсудимых, состоялся 25 декабря 1989 года — были казнены Николае и Елена Чаушеску. Самые громкие процессы — суд над Эрихом Хоннекером и пятью другими высшими чиновниками ГДР (1992–1993), так и не закончившийся из-за смертельной болезни Хоннекера и его переезда в Чили (остальные подсудимые получили разные сроки), и суд над Войцехом Ярузельским (2008, 2011), также не закончившийся ничем из-за болезни подсудимого. В Германии до 2000 года состоялись судебные процессы по 23 тысячам дел, связанных с нарушениями прав человека в ГДР, более 16 тысяч судов завершились приговорами[147]
. Судебные процессы над работниками репрессивных органов и работниками советских органов власти состоялись в Латвии[148], Литве[149] и Эстонии[150] — как правило, по обвинению в преступлениях против человечности или в геноциде (убийства и депортации);