И все-таки с одним тезисом уважаемого профессора, который, кстати, звучит из уст и других наших защитников украинского языка, позволю себе не согласиться. А тезис таков: без языка нет народа. Понятно, что не вообще без языка, а без собственного языка. Но ведь всем хорошо известно: в мире языков меньше, чем народов. Латиноамериканский континент, например, использует европейские языки, но это совершенно не значит, что кубинский, чилийский и бразильский народы считают себя испанцами или португальцами и не осознают своих национальных особенностей. Точно так же господство английского языка в странах Северной Америки совершенно не означает, что в США или Канаде проживает английский народ. Иллюстрацию этого очевидного факта можно продолжить примерами арабского, тюркского, немецкого и ряда других языков, но едва ли в этом есть необходимость. И так ясно, что язык не является единственным определяющим признаком народа.
Все, что я сказал, отнюдь не означает желания принизить пафос просветительской передачи А. Погребного. Я лишь хотел подчеркнуть некорректность ее отдельных положений. Потому что утверждение «без языка нет народа» не столько убеждает людей в необходимости изучения украинского языка, сколько вызывает сомнения на этот счет. Люди ведь грамотны и знают, что на самом деле все не так. Нужны иные аргументы.
Наше нетерпение по поводу замедленного внедрения украинского языка во все сферы понять нетрудно. Хотелось бы увидеть его полный триумф еще при жизни. Но у языка свои законы развития. Его утверждение даже при условии наибольшего государственного благоприятствования не может произойти мгновенно. Иной раз для этого необходима смена нескольких поколений. Как гласит казахская мудрость, для обновления народа требуется пятьдесят лет. Нельзя заставить пожилого человека, который всю жизнь разговаривал по-русски, немедленно перейти на украинский язык. Кто-то так не сделает принципиально, а кому-то не под силу выучить другой язык настолько хорошо, чтобы не стыдно было на нем разговаривать.
Надо считаться и с тем, что на Украине проживает более 8,5 миллионов этнических русских, для которых отречение от своего родного языка так же болезненно, как и для украинцев — от своего. Нетерпимость или, еще хуже, административные методы — не лучшие помощники в этом деликатном деле. Язык служит объединению людей. Он не должен быть источником постоянного напряжения.
На нынешнем этапе важнее не показатель абсолютного владения украинским языком, а тенденция его развития. Если мы взглянем на ситуацию под таким углом, то не увидим никаких оснований для истерики и отчаяния. Украинский язык, о чем шла речь еще в начале моей книги, все увереннее заявляет о себе как о языке государственном. Это нужно уметь видеть и делать все возможное, чтобы нынешняя тенденция приобрела необратимый характер.
Когда мы сокрушаемся по поводу медленного утверждения украинского языка, то обязательно сетуем, что основная причина — наше обрусение. Это в значительной степени соответствует действительности. Русский язык и в самом деле конкурент украинского. Но только ли в этом беда последнего? Нет ли у украинского языка внутренних противоречий, которые не дают ему полноценно развиваться?
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обратиться к истории. В 1912 году в Киеве вышла небольшая по объему книга Ивана Нечуй-Левицкого «Кривое зеркало украинского языка». Писатель возмущается тем, что украинский литературный язык, сформированный на базе приднепровских диалектов, загрязняется галицким говором. Эта тенденция приобрела особенно угрожающий характер после того как в Киев возвратился М. Грушевский и перенес с собой целый ряд галицких журналов — «Село», «Литературный научный вестник», «Записки Киевского научного общества» и прочие. И. Нечуй-Левицкий считает, что М. Грушевский внедряет «нахрапом на Украине галицкий книжный язык и правописание», чем, по сути, «роет такую яму, в которой можно навеки похоронить украинскую литературу»[66]
. В другом месте своей книги он к этому добавляет: «Галицкие издательства в Киеве со своим языком и правописанием принесли украинской письменности много вреда, возможно — непоправимого»[67].Гнев писателя вызван не только многочисленными полонизмами и германизмами галицкого языка, но и его правописанием, которое основывалось на латинском или польском. «Получилось нечто настолько трудное, — писал И. Нечуй-Левицкий, — что его ни один украинец не мог читать. Этот замысловатый язык отбил охоту у многих украинцев читать украинские книги, отбил охоту к родной литературе»[68]
.Самая большая тревога И. Нечуй-Левицкого в том, что тем самым «размывается язык наших писателей-классиков. Никто о них не думает, вроде бы их и на свете не существовало»[69]
. Его пугает и агрессивность галичан, с которой те не просто утверждают свой диалект, но пытаются вытеснить им надднепровский язык. Он в отчаянии восклицает: «Галицкая агитация не дремлет и вредит нам почище старой цензуры»[70].