Украина между Россией и Западом: историко-публицистические очерки

Оказывается, это справедливо и по отношению к такому локальному социальному конфликту, как «оранжевая революция». Это убедительно показал в своей книге «Зламане десятиліття» Л. Кучма. Украина к 2004 году после долгих лет кризиса достигла устойчивого экономического развития практически во всех областях народного хозяйства. Рост внутреннего валового продукта исчислялся двузначными цифрами и достигал 12-14%. После майданного мятежа в ноябре-декабре 2004 года и прихода к власти «оранжевых» политиков экономика Украины вновь обрушилась до уровня 1990-х годов. Можно только предполагать, насколько далеко продвинулась бы Украина, не будь этой немыслимой «оранжевой революции».

Еще более катастрофические последствия имел социальный конфликт в России, длившийся с 1917 по 1920 год. Страна, которая по темпам экономического развития к 1913 году достигла уровня развитых европейских держав, за годы революций и Гражданской войны превратилась в руины. Оказалась разрушенной не только экономическая, но и культурная основа жизни. Интеллектуальная элита, ненужная новому режиму, была уничтожена или бежала за границу. Могли ли предвидеть Родзянко, Гучков, Милюков, Керенский и другие, чем для них закончатся их собственные усилия по расшатыванию царского трона?

Противоположным ожиданиям оказалось и влияние событий 14 декабря 1825 года. В ходе дискуссии историк В. Пастухов высказал мысль, что декабристы вынудили Николая І провести некоторые либеральные реформы, в действительности же они только убедили его продолжить реакционно-охранительную политику. Мятеж на Сенатской площади (как и на Украине) вызвал у Николая І неприятие не только революционного, но и либерального движения. Следствием этого стало учреждение высшей политической и уголовной полиции, знаменитого впоследствии Третьего отделения, а также жандармских округов по всей стране во главе с генералами. «Революция на пороге России, — говорил Николай І, — но, клянусь, она не проникнет в нее, пока во мне сохраняется дыхание жизни, пока, Божией милостью, я буду императором».

В исторических исследованиях советского периода социальные движения всегда оценивались с классовых позиций. По сути, эта традиция сохранилась и в наше время, поскольку историки и политики чаще всего говорят о народном характере того или иного конфликта и его спонтанном проявлении. В действительности и в прошлом, и в настоящем все представлялось не так однозначно. На определенной стадии развития конфликт неизменно приобретал межсословные или межклассовые антагонистические черты. Но начало ему, как правило, положили противоречия внутри правящей политической элиты, по разному представляющей будущее страны и свое место в нем. Та или иная группа не может самостоятельно реализовать свои политические амбиции, поэтому обращается за помощью к народу. Иногда, как в 1917 году, это заканчивается катастрофой не только для тех, против кого направили народ, но и для тех, кто призвал его в помощь.

Хорошо об этом написал в «Окаянных днях» И. Бунин. Отвечая одному из русских эмигрантов, утверждавших, что Россию погубила власть, не считавшаяся с чаяниями народа, он решительно не согласился с этим: «Не народ начал революцию, а вы. Народу было совершенно наплевать на все, чего мы хотели, чем мы были недовольны. Не врите на народ — ему ваши ответственные министерства, замены Щегловитых Малянтовичами и отмены всяческих цензур были нужны, как летошный снег, и он это доказал твердо и жестоко, сбросивши к черту и Временное правительство, и Учредительное собрание, и все, за что гибли поколения лучших русских людей».

Казалось бы, исторический опыт продемонстрировал достаточно примеров, чтобы общество могло понять, что эволюционный путь развития продуктивнее революционного. Однако ни на одном этапе истории оно такого понимания не обнаруживает и уроков из декабризма как кризисного явления не извлекает. Это наводит на мысль, что социальные и политические кризисы в обществе закономерны в такой же мере, как и периоды мирного существования.