Мартин Хайдеггер в одном тексте изрек: «Вся пропаганда либерализма развертывается в коротких банальных фразах, но основывается на полном переворачивании истинного представления о бытии и знании. Не стоит удивляться, что лжи и вырождения больше там, где истошнее и громче вопят. Поэтому наше банальное сознание уходит корнями не куда-нибудь, а в неопределенные глубины либерализма»[11]
. Хайдеггер имел в виду то, что само понятие субъекта, введенное Декартом (резко отождествившим его, в отличие от схоластики, с ego, с «я»), является глубоко ложным, так как помещает проблематичность бытия человека (Mens chsein) в мертвую опредмеченную капсулу личных местоимений. Далее либерализм, отталкиваясь от Декарта, превращает индивидуума в меру вещей и ставит этого эгоистического индивидуума во главу своей политической философии, а затем и экономической практики. Такая редукция картезианства к индивидууму есть упрощение номер один. Ложная метафизическая предпосылка Декарта превращается в очевидность либеральных идеологов. Либеральные идеологи по сравнению с глубоким, но ошиба ющимся Декартом — это быдло первого порядка. Декарт ошибся, поспешно решив (как ему казалось) труднейшую онтологическую и антропологическую проблему. Но ошибки философов ценны, он рискованно мыслил, идя к этому ложному представлению о своем «cogito ergo sum». А вот либеральные идеологи, взявшие философскую (ошибочную) гипотезу за аксиому, поступили как чернь и тупые массы. Декарт благороден, а вот Бернар де Мандевиль (если его пчелы не сатира, а программа) и тем более Адам Смит, не говоря уже о последней волне либералов XX века от Хайека до карикатурной Айн Рэнд, — это самое настоящее быдло. Не они «перевернули истинное представление о бытии и знании», это сделал Декарт и отцы-основатели Нового времени. Либералы банализировали заблуждение, возвели его в закон, придали ему идеологический статус. То есть они «громко и истошно завопили». А так аристократы (даже заблуждающиеся) не поступают; истошно вопить свойственно быдлу. Но ведь либерализм — это идеология буржуазного класса, торговцев. Вот они и принялись расхваливать свой паленый товар как можно громче.Итак, либеральный идеолог есть быдло, банализировавшее философскую ошибку философа.
Но это еще не все. Либеральные идеологи все же способны (надеюсь) построить на основании абсолютизации индивидуального субъекта непротиворечивую (внешне) картину мира, общества, экономики, человека, бытия. То есть, взяв за очевидность (certitudo) гипотезу субъекта как индивидуума, они развертывают на этом основании планы виртуальной реальности, которые и воплощаются в технику, материализм, демократию, рынок, идеологию «прав человека». Они ставят перед собой, как Смит и Хайек, вопрос о том, кто управляет неуправляемым рынком (проблема невидимой руки)? Каков этос рынка (Хайек, Поппер)? Какова онтология либеральных аксиом (Рорти)? То есть идеологические либералы, будучи быдлом с философской точки зрения, философским быдлом, все же способны к системной защите своих позиций.
Ниже следует еще одна степень редукции. Теперь ей подвергается идеология. Она более не соблюдается как система, со своими требованиями, когерентностями и ограничениями, но берется как банальная практическая программа анархистского материалистического индивидуализма. Это дает ряд житейских максим: «Своя рубашка ближе к телу» и т. д. В результате мы получаем либеральное быдло второго порядка, которое чаще всего вообще не опознает себя как либералов и тем более знать ничего не знает и не хочет о Декарте. Либеральное быдло второго порядка — это потребитель, консуматор. Он выстраивает мир строго к себе. Мир есть поле для обеспечения его индивидуального комфорта, развлечения, питания, наслаждения. От cogito он берет только личное местоимение первого лица, взятое как абсолют. Вокруг этого «эго» развертывается потребительский космос. Кажется, что такие человекосвиньи водятся в любых обществах и в любые эпохи. Не совсем. Если такая эгоистическая топика консумационного космоса возможна всегда, традиционные общества строятся на ее ограничении, подавлении или вообще исключении. Против этого работает вся мощь религиозной морали, а в христианстве ниспровержение эгоизма вообще ставится во главу угла. Субъектом, точнее, ипокименом в христианстве становится Христос, а личность человека формируется в отношениях с Ним, с Богом. Эгоист-консуматор, материалист, жаждущий только комфорта, — это маргинальная и осуждаемая фигура традиционного общества. Впрочем, так же как и коммунистического. Лишь в либеральной идеологии эта фигура получает не просто оправдание, но возводится в идеал и норму.
В этом секрет популярности либерализма: обращаясь к либеральному быдлу второго порядка, либеральные идеологии активируют то, что в традиционном обществе представляло собой наиболее презираемый тип людей. И хотя сами обыватели и не подозревают, кто они и какое отношение они имеют к либерализму, модель их жизненного поведения строится строго по лекалам либерального эгоцентризма.