Украина — не Россия

Люди, уверенные, что им нечего терять, могут становиться силой зла. Многие помнят, как в 1968 году американские маргиналы сожгли значительную часть столицы США, города Вашингтона, целые кварталы Детройта и других американских городов. Такое могло случиться лишь по одной причине: те, кто считает себя (справедливо или нет) брошенным на произвол судьбы, начинают ненавидеть существующее общество, власть и порядки настолько, что готовы их опрокинуть даже ценой разрушения своей страны. На какое-то время они становятся бесчувственными к ее ценностям и святыням — если не были бесчувственны к ним всегда. На людей находит какое-то ослепление, это типичная революционная ситуация. Святая задача власти — воздействовать на ситуацию так, чтобы не допускать этого.

Всякая ускоренная модернизация неизбежно меняет и устоявшееся расслоение общества, перемешивая его слои. Нелепо думать, будто в советское время расслоение отсутствовало, оно было очень значительным, хотя его неуклюже пытались маскировать. Но то было привычное расслоение, сложившееся за 70 лет. Новое расслоение долго еще будет сильнейшим социальным раздражителем.

Повышенная конфликтность обновляющегося общества начинает снижаться по мере того, как люди начинают ощущать блага перемен. В начале XX века с опасно быстрой скоростью модернизировались сразу несколько стран. В России (в границы которой тогда входила и Украина) ситуацию резко обострила война. Число выбитых из колеи людей резко выросло, удесятерилась преступность. Вчерашним крестьянам и рабочим, привыкшим к крови, стало казаться, что терять им нечего, пропади все пропадом, исправить несправедливый мир может только винтовка. События развивались по-разному, но и там, и там вскоре произошел тоталитарный срыв.

Но обострить ситуацию и даже пустить страну под откос, так бывало в истории, могут также амбиции и безответственность политиков, общественных деятелей, прессы. В наши дни будущее и Украины, и России не только в руках парламентов, правительств, партий, оно во многом в руках СМИ. По плечу ли им ответственность в первую очередь перед теми миллионами людей, которых в наших странах называют «протестным электоратом»? Не являются ли источником повышенной опасности авторы капризные, самодовольные, истеричные, легкомысленные?

Третья в истории попытка создания независимого украинского государства начиналась в условиях совершенно небывалого общественного единства. Наверное, в учебниках об этом будут говорить так: «Новейшая история независимой Украины открывается моментом уникального общенационального согласия». Это согласие отразил все-украинский референдум 1991 года. Когда в декабре 2001 года мы вместе с Л. М. Кравчуком осматривали Национальный музей истории Украины и затронули в разговоре тему об этом референдуме десятилетней давности, мне особенно запомнились слова Леонида Макаровича, что «если бы не было референдума 1 декабря 1991 года, то не было бы и независимости Украины, потому что этот референдум отменил результаты референдума о сохранении СССР, проведенного в марте 1991 года. Только после 1 декабря 1991 года Украину признал мир».

И действительно, в том состоянии революционного подъема, в котором мы прожили осень 1991 года, мы постоянно забывали, что мир наблюдает за происходящим без нашего воодушевления и даже с некоторым скепсисом: мол, если этот народ в марте в подавляющем большинстве хотел сохранить СССР, вряд ли он сильно изменит свое мнение через восемь с половиной месяцев. Конечно, наблюдателям со стороны не было видно, что для нас иная неделя равна году, но ход их мыслей был, в общем-то, не лишен логики. Иногда и нас, депутатов, брало сомнение, особенно когда мы слышали: провозгласили же независимость другие советские республики и не стали назначать референдумы, посчитали, что парламентского решения достаточно, а вам что, больше всех надо? Не дай Бог, голоса разделятся практически поровну или большинство окажется незначительным, что тогда?! Не знаю, как у других, но у меня подобные сомнения были очень мимолетными. Убежденность, что только сам народ вправе решить свою судьбу, всякий раз брала верх. 90,32 % голосов за независимость при небывало высокой явке — это был результат, которого не ждал почти никто. Большинству даже самых пылких сторонников независимости в мечтах рисовалась меньшая цифра. Я рад, что украинским политикам хватило мужества вынести вопрос о независимости на референдум. Теперь никто и никогда не сможет оспорить тот факт, что выбор сделал сам народ.