Украина: политика упущенных возможностей

Первое известное в истории сожжение книг прошло в 221 г. до н. э. Китайский император Цинь Ши Хуан устроил публичную церемонию бросания в огонь «вредных» книг, после чего их авторов живьем закопали в землю. А с любовью срежиссированный рейхсминистром «Праздник костра» — неприкрытый плагиат организованного Джироламо Савонаролой в 1497 г. во Флоренции «Костра тщеславия», хотя фанатичный монах не мог и мечтать о геббельсовских масштабах.

Психологическая преемственность книгоборцев прошла через тысячелетия и не ограничивалась разовыми театральными акциями. Священная инквизиция не только сжигала «еретические» книги и их авторов. С 1529-го по 1966 г. силу закона в Католической Церкви имел «Индекс запрещенных книг», в последнее издание которого вошло 4 тысяч наименований. Подобных примеров можно привести немало. Достаточно вспомнить, что в полпотовской Кампучии за нахождение запрещенной книги (были запрещены все книги, кроме трудов Пол Пота) «красные кхмеры» немедленно забивали мотыгами. Но в наиболее завершенном виде система работала в фашистской Германии, где список «неарийских книг» на немецком языке насчитывал 5500 наименований. Костры зажигались для экзальтации толпы и киносъемок, основная работа проводилась специально созданной Имперской палатой культуры в библиотеках. После тщательнейших чисток основу их книжных фондов составила издававшаяся огромными тиражами пропагандистская литература. Уничтожение несовместимых с нацизмом книг и навязывание человеконенавистнической макулатуры стало чрезвычайно весомым фактором всеохватывающей нацификации немецкого народа и его подготовки к войне.

Украина тоже прошла через позор сожжения книг. Начало было положено в двадцатые годы, когда «национал-коммунистическая» гвардия Скрипника, Любченко и Хвыли уничтожала русскую культуру Украины. Ведущая роль в этом принадлежала наркому просвещения (привет пану Вакарчуку из прошлого) Николаю Скрипнику. В Гражданскую войну, возглавляя в ВЧК Отдел по борьбе с контрреволюцией, проводивший красный террор, он увлеченно, с наслаждением садиста, занимался массовыми расстрелами и казнями заложников. Потом, не менее увлеченно, насильственной украинизацией и гонениями на русскокультурную интеллигенцию. По распоряжению Скрипника прошла чистка библиотечных фондов, из которых изымались и уничтожались книги неугодных авторов на русском языке. Причем русский язык для наркома уже сам по себе был отягчающим обстоятельством. «Идеологически чуждыми» и «контрреволюционными» считались даже самые невинные произведения, например, чрезвычайно популярные в дореволюционной России Алексей Константинович Толстой и безобидная детская писательница Лидия Чарская. Особо ревностно в кампании гонений на все русское участвовали галичанские ландскнехты из бывшей Червонной УГА, умело прикрывавшие патологическую русофобию коммунистической фразеологией.

Превзошли чекиста-просветителя только назначенные немецкими оккупантами в городские районные управы националистические коллаборационисты (также в основном из галичанских «культуртрегеров»). Они уничтожали библиотеки и распространяли русофобские и антисемитские писания.

Казалось бы, костры из книг, списки «антигосударственных» произведений для цивилизованного мира давно остались в прошлом. Но урожай посеянных ядовитых зубов дракона взошел в современной Украине, президент который не упускает случая поведать о своем стремлении «стать частью единой Европы» и «приверженности демократии».

Президентские книгоборцы

То, что из библиотек по всей стране по указанию Минкульта изымаются неугодные властям книги — секрет Полишинеля. Минобразования сделало это еще раньше, превратив подавляющее большинство школьных библиотек в пепелища и хранилища нечитаемой националистической графомании. Немного нашлось директоров школ, которые, несмотря на угрозу увольнения, сохранили книжный фонд. Пан Вакарчук может смело отчитаться на Банковой — все возможное для разрушения системы образования он сделал.

Минкульт, занятый больше добиванием музеев и театров, а также гигантоманией бессмысленного «Мистецького Арсенала», отстал в библиотечном варварстве. Нет, само собой, процесс шел, но все-таки с некоторым налетом стыдливости. Русская литература списывалась, но под предлогом «невостребованности» и «ветхости». Однако, в конце концов, пан Вовкун решил, что стесняться нечего. Наоборот, лучше поактивней проявить верность президентскому курсу. Тем более, прямое указание «принять меры» по отношению к «антиукраинским книгам» дал контролируемый «Нашей Украиной» парламентский комитет по вопросам духовности и культуры. Чтобы судить об уровне борцов за духовность, достаточно почитать высказывания председателя комитета пана Яворивского, которому не дает покоя, что дети читают книги о Зое Космодемьянской, или его заместителя пана Кендзьора, возмущенного наличием в библиотеках изданий, негативно оценивающих Мазепу и считающих Полтавскую битву славной победой.