– Я – сто пятьдесят миллионов евро выделю, – сказал Пинкук.
Сеня зашатался, упал на пол от радости, а потом расплакался, стал кататься колобком под ноги великим людям и целовать носки дорогих американских туфель из дорогой кожи леопарда.
– От имени нэньки и от своего имени… Яма окупиться и сами мы туда не свалимся.
– Лева! забери меня отсюда, а то сердце дюже колотится, оно может не выдержать радости и разорваться, кто тогда будет рыть канаву? И счета выпиши нашим дорогим гостям. Слава Украине!
– А это избавит от
– Лева, не сомневайся. Если Коломойша сказал, что все будет сделано. Ты можешь потанцевать. А я прилягу, вернее, …пойду составлять смету. Вы пановы, только деньги на указанные счета переправьте, шалом друзья.
И Сеня исчез. Он нашел укромный уголок и занялся подсчетом. Надо же было возобновить работы по сооружению границы с Россией. По приблизительным подсчетам выходило так, что, если фифти-фифти, то ему достанется восемьсот миллионов евро, а восемьсот он потратит на сооружение границы.
Деньги стали поступать уже на третий день, и общая сумма на десяти расчетных счетах была намного выше его предварительных подсчетов. Он уже начал было запускать колесо этой грандиозной стройки, но вспомнив, что на этом форуме не было прессы, телевидения, ни одной заметки в газетах не опубликовано, Сеня приостановил бурную деятельность по сооружению границы. На короткое время. Для передышки, для важных государственных дел, для подготовки ответов на каверзные вопросы в Верховной Раде. Потом появились другие проблемы, в стране раскручивался бардак, народ нищал, появился новый министр финансов, некая Ересько, которая, как ему казалось, метит на его место, потом началось пощипывание его самого со стороны депутатов Верховной Рады, потом пошли угрозы. Ах, так, сказал себе Сеня! В таком случае, я этот ров увезу в Канаду или любую другую страну вместе колючей проволокой.
Олигархи тоже начали чесать чубы из-за всяких проблем. В этих условиях работы по укреплению границы с Россией никак не могли продолжиться.
Стройка века постепенно стала забываться: великие люди переключились на другие проблемы, от которых зависела судьба Украины, и только… не будем называть сумму: голова заболит, отправленные евро в заграничные банки на счета Яйценюха, будут только увеличиваться за счет процентов.
71
– Эй ты, сука, не много ли ты выпил? Я же тебе
– Э, какая разница, куда? Налей браток,
Поросяко Васька был прав и неумолим. Пришлось налить ему еще стакан.
– Ты Петро, скажи, куда нажимать, сюды?
– Да, – подтвердил Васька и зажал уши.
Раздался гром оглушительной силы, а из ствола после вылета снаряда немного повалил дымок.
– А куды я попал, не знаешь?
– Какая разница, куды? Лишь бы не в своих.
Пушек и снарядов у карателей было много. Командир приходил, наводил ствол в определенном направлении, без поиска цели, научил солдат загружать в ствол снаряды и нажимать на гашетку. Снаряд летел наобум. Обычно он долетал до центра города, попадал в здание школы, в жилой дом, детский сад, водонапорную станцию, электроподстанцию, разрушая случайно попавшиеся цели до основания. Так же работали и системы Град. Наобум сбрасывались бомбы с самолетов, но вскоре самолетов не стало. Ополченцы методично их уничтожали. Город Луганск, а затем и Донецк тоже методически уничтожались, а малые города областного значения стирались с лица земли.
Западные благодетели на это закрывали глаза, не было у них такой тяги видеть трагедию маленького народа, осмелившегося восстать против геноцида неофашистов-бандеровцев. Они с тупым упрямством твердили: во всем виновата Россия.
К ополченцам стали прибывать опытные военные из России на добровольной основе. И не только из России, были добровольцы из Испании, Франции, Италии, Сербии и других стран. Они-то и разгадали пещерную тактику ведения боя киевскими карателями.
От партизанских методов ведения боя, от защиты, исключая нападения, ополченцы перешли к созданию регулярной армии и к нападению на противника. Оказалось, что каратели не выдерживают ближнего боя и бегут, сломя голову. Потери в ближнем бою каратели несли катастрофические, а пополнять было некем. Приказы Вальцманенко о всеобщей мобилизации от восемнадцати до шестидесяти пяти лет не приносили желаемых результатов: никто не хотел идти умирать на восток, неизвестно ради чего.