Украина скаче. Том II

– Эй, Ганка, мово сына моськали полонили, пришпандорили яво гвоздями к забору, аки Иисуса Христа, сделали сперва ему пятиконечную звезду на грудях перочинным ножом, а потомычки отрезали яйца и в рот запихнули, изверги проклятые.

– Да вроде брешут, шо наши солдаты, брошенные командованием в количестве 438 человек сами перешли на сторону моськалей, те их накормили, напоили, оказали помош и отпустили по домам.

– Враки. Такого не было и не могло быть. Это бригада «Правого сектора» Яруша шепаратистов захватила, неделю отхаживала пьяниц, а потом отпустила на все стороны, гуляйте, робята. Глупости делают наши доблестные воины. Какой-то гаманизм исповедуют, врагов своих заклятых холят и ублажают. Я б им ихнее достоинство отрезала и в рот запихивала, ешьте шепаратисты, раз Москва вас прокормить не может.

– Ты, бабка Фрося, не того, не ври. Где ты такое слышала?

– Я ниде не слыхала, но знаю. Телевизер у мене есть? Есть. Шо еще надо? Ишшо был такой композитор Шумченко который описал любовь Катьки к москалю. Кажись, я помню первую строку: кохайтеся чернобрыви, та не с москалями, бо москали чужи люди…, понимаешь, чужие. Вот и весь сказ.

– Брехня все, я ничему не верю.

– Ты такие речи заводишь, подбородок дрожит. Гляди, поплатиться можно.

И Ганка поплатилась. Однажды ночью явились плечистые парни в дом Ганки и вырезали всю семью, а на дверях оставили плакат: «за симпатию к москалям».

Жизнь другой семьи, соседки бабы Фроси сложилась по-другому. Зина Онуча стала испытывать не только доверие, но и симпатию к бандеровцам с прошлого года. На свой юбилей она пригласила дальнего родственника, проживавшего в Галичине Диму и конечно, бабу Фросю. За накрытым столом, где была не только отменная закуска, но и много всяких напитков, Дима прилип к домашней сивухе. Он был весел, пел песни, всех целовал, а дальнюю племянницу Зину поцеловал трижды и даже коснулся горячим языком ее губ. Зину, как током ударило. И…с того самого вечера Зина начала испытывать симпатии не только к Диме, но и к его родственникам, знакомым мужского и женского пола, соседям – всем бандеровцам, живущим одной ненавистью к москалям. Зомбирование ей передалось через поцелуй.

Муж Зины Иван находился в Киеве, возглавлял бригаду строителей. Строили дачные домики для знакомого, который, знакомый знакомого, находился в далеком родстве со сватом племянника, теща коего была знакома с президентом Януковичем по даче. Зина понимала, что нет более высокого и более авторитетного человека в государстве, чем этот знакомый по имени Бородавка, коего так боготворит ее муж Иван. И было за что. Бородавка не платил рабочим по ведомости за выполненные работы, а отдавал Ивану, а Иван прятал деньги в карман. Он не мог с ними расстаться. Собрав рабочих, он объявлял, что остается в Киеве ждать расчета, а всех отпускает по домам.

Недели две спустя, он и сам возвращался домой, платил людям жалкие гроши, якобы расходуя свои кровные, и вопрос как бы сам по себе закрывался. Иван пил, гулял, обустраивал дом, скупал подержанные иномарки, Зина цвела, пахла, устроила дочку в мединститут, заплатив за поступление пятнадцать тысяч долларов, а потом содержала ее и ее молодого человека, живших в гражданском браке. Пять-шесть тысяч долларов в месяц потратить на любимое чадо, это были пустяки.

После трех лет жульничества и бессовестного обмана рабочих, у Ивана начались трудности: никто не хотел идти к нему в бригаду. И хозяин Бородавка его наколол на восемьдесят тысяч долларов.

В Киеве вспыхнула революция, затеянная бандеровцами. Зина, полюбившая Степана Бандеру, сказала мужу:

– Это Потин виноват. Потин отговорил Януковича подписать соглашение об социации с Юросоюзом. Ты Ванька, ничего не делаешь, не устраиваешься на работу, как мы жить бум?

– Зина, голубушка, работы полно, но…везде надо вкалывать, а я привык командовать. Я уже не могу работать. Ты что думашь, я буду щекотурить, мулярить, таскать бревно, как этот лысый, как его, – Ленин? Ни за что.

– Тогда превращайся в революционера, но…ты гавкать не умеешь, там от тебя тоже толку никакого, – сказала Зина, вытирая слезы.

– Гавкать? Я не умею? Ты только послушай: долой, долой!!! Степке ура-а-а!

– На тройку сойдет. Так вот, собирай пожитки и на Майдан в Киев. Там, в зависимости от должности, платят неплохие денежки. Все, что заработаешь, посылай дочери на фатиру и на учебу. Каждый зачет сотня доллалов, ты понимаешь, что это значит? А я тут буду агитировать. Надо Димке позвонить, моему дядьке и сказать: я, Зина, чистая украинка, ненавижу москалей. Юсика не хошь взять с собой?

– Нет, не стоит, пусть он окончит курсы молодого бойца. Ему присвоят звание сержанта, тогда он самостоятельно будет водить заключенных за решетку и обратно в суд. Ему выдадут новейший пиштоль, а то у него чичас только штык.

– Ладно, – сказала Зина. – Поезжай. Гавкай, как можно громче. Может революция победит и нам, какая кроха перепадет. Я тоже поехала бы с тобой, но…как дом оставить?