Украина в глобальной политике

Понятно, что создание такого объединения предполагало постепенную, но достаточно быструю ликвидацию военного присутствия США на европейском континенте (Европа переходила под российский военный, в том числе ядерный, зонтик), а также резкое сокращение их экономического и политического влияния в Европе и в мире. Естественно, что и доллар (хоть и не сразу) потерял бы позиции мировой резервной валюты. Фактически США принуждались к пересмотру избранной в начале нулевых стратегии борьбы с кризисом. Им пришлось бы перейти от попытки поддержания (за счет дестабилизации и ограбления планеты) агонии системы к отказу от позиции мирового гегемона и началу долгого и сложного реформирования собственной экономики и политики с целью вписаться в новую многополярную мировую политико-экономическую систему. Хочу напомнить, что идею многополярности как разумную альтернативу оказавшейся неэффективной однополярности российские руководители продвигали на всех международных саммитах последние восемь-десять лет.

В Москве прекрасно знали об американских фобиях, связанных с утратой мирового лидерства. Знали и то, что опасения американской элиты – что США, утратив политическую гегемонию и лишившись возможности печатать мировую резервную валюту, утратят и возможность поддерживать уровень жизни собственного населения, а значит, подорвут социальную стабильность внутри страны – имеют под собой реальную почву. Исходя из этого, российские руководители неоднократно заявляли об отсутствии планов резко отказываться от доллара как от мировой резервной валюты. О возможности замены его корзиной валют говорилось как о далекой перспективе. На первом же этапе предлагалось установление некой формы международного контроля над долларовой эмиссией. Контроль был необходим для того, чтобы при помощи неограниченной эмиссии мировой резервной валюты США не перекладывали безответственно свои проблемы на плечи других государств и не экспортировали кризис.

Действительно, с учетом роли США в мировой экономике и сосредоточенного на их территории экономического потенциала никто не был заинтересован в их моментальном крахе. Разрушение созданной США экономической модели до появления новой привело бы к экономическому хаосу в масштабах планеты, а социальные потрясения, чреватые дезинтеграцией США, поставили бы отнюдь не праздный вопрос о том, в чьих руках окажется их военный (в том числе ядерный) потенциал, а также о том, кто и как эти руки будет контролировать.

Мир и Россия были заинтересованы в плавном и безболезненном переходе от американской гегемонии к многополярному планетарному устройству. Москва готова была оказать Вашингтону помощь в таком переходе. Кстати, Пекин высказывался в аналогичном духе. В принципе, в последнее десятилетие позиции России и Китая являются близкими не столько по конкретным вопросам (здесь как раз масса противоречий), сколько по стратегическим подходам. И Москва, и Пекин исходят из того, что при строительстве новой мировой политической и экономической системы должны учитываться объективные интересы всех. Никто не должен чувствовать себя униженным. Должен быть услышан голос каждого. Устойчивость системе придает ее универсализм (Россия и Китай имеют тысячелетний опыт создания и развития универсалистских империй), а универсализм достижим лишь на базе разумного компромисса. Кстати, именно таким путем решаются российско-китайские противоречия (порой весьма острые). Стратегическое понимание необходимости компромисса приводит Москву и Пекин к обоюдной гибкости, когда переговорная позиция заключается не в том, чтобы любой ценой настоять на своем и дожать партнера, принудив его принять невыгодное решение (которое он потом будет стремиться пересмотреть при первом удобном случае), но в том, чтобы проложить путь к взаимоприемлемому решению проблемы.

Именно поэтому Москва была готова к компромиссу с ЕС по ситуации на Украине даже после того, как в Киеве состоялся государственный переворот, и шла на серьезные уступки в этом вопросе. В Кремле резонно полагали, что стратегический союз с ЕС, открывающий путь к глобальной перезагрузке системы, важнее, чем сомнительный приз в виде разоренного и полураспавшегося государства, значительная часть населения которого настроена по отношению к России, русским, российскому руководству и российской модели государственности (о которой они, впрочем, имеют извращенное представление) весьма негативно. Абстрактные эмоции (общая история, братство, один народ) вынужденно уступали место геополитическому расчету, диктовавшему необходимость придерживаться единственного пути, дающего шанс на невоенный и неразрушительный выход из глобального системного кризиса.