Положение мое в материальном плане ужасное. Так как я взял в институте отпуск за свой счет, то приходится жить по принципу «Бог даст день, Бог даст пищу», а если учесть, что уже месяц, как в нашей квартире живет Т. Г., расходы возросли. Конечно, я надеялся, что украинское общество воспрянет, узнав о втором пришествии своего Мессии, но, по-моему, его появление пока никого не взволновало. Либо народ искусно притворяется, что это его не волнует, либо все сидят на чемоданах, приготовившись рвануть в Европу, как только объявят безвизовый режим. Правда, взбодрились писатели. Они даже устроили вечеринку в его честь, но писателей можно понять, у них в жизни мало праздников, поэтому они их себе сами устраивают. А пока все молчат, я даже не знаю, каким образом получить патент на свое изобретение. Придется подробно описать медитации, приложить таблицы, расчеты, изложить механику процесса, а в моем случае это решительно невозможно. Одна только мысль, что мне надо придумывать схемы медитирования, объяснять, что Адам Кадмон, как мы называем первозданного космического человека, может появиться лишь путем передачи вневременной духовной мудрости, достижению которой лучшим умам не хватало порой целой жизни, наконец заставить патентное бюро поверить, что во время поиска Абсолюта ты ощущал за спиной дыхание Творца, его Божественное Присутствие, как руки мои опускались и я рвал бумагу, на которой пытался все это изложить. Наверно, подобное состояние испытывают сибирские шаманы, которые до седьмого пота пляшут с бубном над убитым оленем, а когда олень, вскочив, убегает на глазах изумленных охотников, шамана начинают терзать, пытать, расспрашивать, требовать обьяснений, а он только таращит глаза и вытирает с лица пот. Сделать-то он сделал, а вот объяснить, как сделал, – фигу с маслом!
Но дело не в Каббале, о которой ты любила слушать, когда я за тобой ухаживал, а в другом, которое может вызвать грандиозный скандал.
Речь пойдет о серебряных ложечках бабушки Софы, которые лежали в красной бархатной коробочке. Когда вы уезжали, мама сомневалась, брать ли их с собой, так как на таможне ложечки могли конфисковать как драгметалл, не говоря уже про вензеля со звездой Давида, что тянуло на обвинения в сионистской пропаганде. Так вот, все это я сегодня отнес в ломбард и получил необходимую сумму для дальнейшей жизни. Конечно, ломбард – это такое заведение, где вещь всегда отдадут, надо только вернуть залог с процентами, но я не уверен, что в течение двух недель, на которые я заложил наше фамильное сокровище, мне удастся раздобыть деньги. Поэтому если мама вдруг вспомнит о ложечках, сделай удивленное лицо и спроси: «Какие ложечки? О чем вы говорите?! Мы их продали еще в Киеве!» Постарайся сыграть это очень убедительно и натурально, тогда мама поверит. Можешь добавить что-то про склероз и купить какие-то витамины, как бы намекая, что дело в ее забывчивости. Только очень прошу тебя сыграть все натурально, иначе, когда я приеду к вам, буду иметь вырванные годы.
Возможно, я преувеличиваю опасность и дела пойдут настолько хорошо, что я выкуплю эти ложечки, но готовиться надо к худшему. Ты это всегда любила повторять. Вообще-то я давно жду, когда ко мне заявятся корреспонденты или дипломаты, чтобы, как говорят политики, «пошел процесс», но пока что нас с Т. Г. окружает странное молчание. Я бы сказал – подозрительная тишина. Я, конечно, не лежу как камень, а бросил в почтовый ящик академика Мудренко свою статью для «Медицинского обозрения», которое выходит в Чикаго, но, во-первых, надо ждать, пока статья дойдет до Чикаго, пока они прочтут, напечатают, ответят, а на это уйдет не один месяц.
Еще я надеюсь, что Т. Г. скоро примут в Спилку литераторов и у него появится перспектива. Вероятно, его не замечают, пока он не получил писательский билет. Наверное, это правильно. Если всем разрешить писать, то читать будет некому и некогда. Природа систематизирует свои виды самостоятельно. Писатели, очевидно, усвоили этот принцип и установили собственные правила, а там, где есть четкие правила, пускай даже самые дурацкие, обязательно прорастет нечто гениальное, как деревья, вырастающие на голых скалах, где, казалось бы, ничто никогда не может расти.
Забыл еще написать пару слов о домашней синагоге Симхи Либермана. Они заколотили потолок! Космическая энергия наверняка угасла, но я не мог это выяснить, так как меня больше в ту комнату не пустили. А жаль! История страны могла пойти совершенно в другом направлении и лет через пять Украина могла стать земным раем и предметом зависти недоверчивых швейцарцев.
Вот о чем я хотел тебя проинформировать. Я пробуду в Киеве до лета, а потом плюну на все и заявлюсь к тебе и детям. Привет адвокату Гринбергу!
Глава четвертая
59
Киевская публика изнывает в ожидании грандиозной выставки, посвященной юбилею Великого Кобзаря, которая через неделю откроется в залах «Мыстецького Арсенала».