Украинская зима

— Знаешь, я теперь жалею, что мы когда-то выбрали Антона крёстным отцом для нашего Максима, — призналась она. — Антон — хороший человек, нежадный, он давал Максиму на каждый его день рождения по сто долларов. Кстати, он и сейчас дал нам тысячу долларов, чтобы мы купили и отправили Максиму всё, что ему там, на фронте, нужно из одежды и другие вещи. Понимаешь, Антон — хороший человек, бизнесмен, но он плохой крёстный отец. Он в этом не виноват, он и сам признаётся, что в Бога не очень-то верит и не понимает, зачем нужно ходить в церковь и за кого-то там молиться, если можно сделать что-то нужное для человека не в церкви, а в любом другом месте, и не молитвой, обращённой к изображению на иконе, а конкретным делом. Я всегда жалела, что мы не попросили тебя быть крёстным для Максима. Хоть ты и живёшь далеко, за океаном.

— Хм… Но я ведь не крещённый. Одно время я интересовался христианством, но никогда не крестился.

— Да, я знаю. Хотя жаль. Я тоже человек не церковный, в церковь стала ходить совсем недавно. Ты понимаешь, да? Вот купила там иконку Богоматери и отправила ему, попросила, чтобы он положил её в нагрудный карман своей куртки… Я хочу тебя попросить кое о чём очень важном, — сказала она, понизив голос и слегка наклонившись ко мне. — Молись за него. Пожалуйста, молись за него.

Я не знал, что ей ответить.

— Сегодня утром их отвезли на позицию. Поэтому я до завтрашнего утра не буду спать. Андрей тоже не будет спать. Мы оба не будем спать, пока он завтра нам не позвонит и не скажет, что уже вернулся и что у него всё в порядке.

Она умолкла. В комнате стало настолько тихо, что было слышно, как за окном дует ветер, налетая на стёкла.

— Андрей скоро тоже уедет туда, на Донбасс, чтобы быть поближе к Максиму. Он для этого пытается найти себе работу в пресс-центре, в штабе, ищет любые варианты. Это для него сейчас самое главное задание, которое он перед собой поставил. Но я не буду его удерживать. Ведь если Андрей будет поближе к Максиму, то и мне будет спокойней. Нам обоим будет спокойней. Понимаешь?

— Да.

— Всё это ужасно. Но что можно поделать? Нужно жить, и ни в коем случае не давать волю своей слабости, своим дурным мыслям и предчувствиям. Иначе можно сойти с ума. И тогда всё развалится, — и человек, и семья, и всё. Понимаешь?

— Да.

Она снова слабо улыбнулась.

— Спасибо тебе. Смотри, я тебе положила маленькие подушки вдоль стены, чтобы ты не замёрз. Если не будут топить, то стена станет холодной. Но сделай так, как тебе удобно. Спокойной ночи. Добранич.

И она тихо вышла.

* * *

Максима я видел в последний раз пятнадцать лет назад, когда приехал в Киев со своим сыном Давидом, чтобы он пару летних месяцев провёл с родителями жены на Днепре.

Мы тогда встретились с Андреем и Людой, они взяли с собой своего младшего сына, наши дети были ровесниками. Мы провели все вместе несколько дней, гуляли по городу, спускались в пещеры Киево-Печерской лавры, дети в парках катались на качелях, ели в кафе мороженое. Давид и Максимка сразу нашли общий язык. Люда и Андрей были приятно удивлены, так как их сын до сих пор был необщительным и застенчивым ребёнком, по их признанию, сложно находил контакты со сверстниками. С Давидом, однако, сразу сошёлся, дети не отходили друг от друга ни на шаг и даже упросили нас, чтобы Давид переночевал у них. Я почему-то хорошо запомнил сцену, как они оба — улыбки до ушей — ездили верхом на двух осликах в парке отдыха на Владимирской горке.

Любопытно, что и Давид, и Максим эту встречу хорошо запомнили. По возвращении в Нью-Йорк мы ещё несколько раз организовывали детям «телемосты» по Скайпу. Но со временем мои контакты с Киевом становились всё реже и слабее, как река, устья которой мельчают на глазах и вот-вот окончательно высохнут.

Андрей и Люда помнили про день рождения Давида и всегда исправно поздравляли нас — родителей — в этот день. А я, в свою очередь, поздравлял их с днём рождения Максима, правда, был не так аккуратен, как они, случалось, забывал.

Услышав от меня, что Максима отправляют на фронт, мой Давид почему-то смутился, на его лице отразилась гамма самых сложных чувств: от удивления и зависти до перепуга.

«Ву-у-у… Серьёзное дело», — протянул он, почему-то покраснев.

Наверное, Давид тогда впервые понял, что война в Украине, которую он изредка видит по новостям и в Тик-Ток в своём телефоне, и кое-что слышит о ней от меня, — это не только подбитые русские танки, сбитые вертолёты и разрушенные здания украинских городов. Всё это — картинки, как в кино. А вот теперь реальный, настоящий, живой Максим отправляется в это «кино».

Узнав, что я еду в Киев, Давид купил в магазине для Максима наручные часы «Invicta». Я в этом не шибко разбираюсь, в отличие от своего сына, который на часах буквально помешан. Я не спрашивал у Давида, сколько эти часы стоят и насколько они хороши. Не сомневаюсь, что часы этой фирмы с мировым брэндом входят в список «топовых», что с ними можно и спускаться на дно океана, и лететь в космос, и бросать их в огонь, они всё равно будут показывать точное время.