Украинский Брестский мир

7(20) декабря стало решающим днем в попытках найти согласие между Киевом и Петроградом. В протоколе заседания Совнаркома в этот день вторым пунктом записано: «Внеочередное заявление т[овари]ща Сталина о прибытии делегации от Украинского революционного штаба… уполномоченной от имени Украинской Центральной Рады вести с Советом Народных комиссаров переговоры. Поручить т[оварищ]ам Троцкому и Сталину вести эти переговоры» ^{42}. Далее со слов атамана Украинского штаба известно, что прибывшие в Смольный для переговоров делегаты штаба доктор Омельченко и поручик Ершенко были арестованы, а ночью в помещении штаба арестовали еще восемь человек, в том числе пять членов штаба ^{43}.

9(22) декабря Совет народных комиссаров по предложению Сталина постановил освободить штабистов, за которых ходатайствовал член ВЦИК Василюк ^{44}. По его словам, «штаб арестован был по распоряжению Ставки за то, что отдал приказ двум тысячам украинских солдат вооружить текинцев (туркменская конница. – И. М.) и обстрелять Брянск» ^{45}, где, напомним, формировались советские отряды против Каледина.

4(17) декабря из Ставки в правительство действительно поступил материал об активизации остатков бывшего Текинского полка, который в ноябре вызвался сопровождать в походном марше на Дон Лавра Корнилова, освобожденного по распоряжению Николая Духонина из военной тюрьмы в Быхове. Но уже в начале маршрута в боях с красными полк понес большие потери, особенно в конском составе. Корнилов продолжил путь без сопровождения, отпустив текинцев в Черниговской губернии. Позже они обращались к правительству Украинской центральной рады с просьбой пропустить их на Дон, но Генеральный секретариат отклонил ее и распорядился направить текинцев в Новозыбков, поблизости от Брянска ^{46}.

Но похоже, это был не единственный наказуемый, с точки зрения большевиков, «грех» Украинского штаба. 7(20) декабря в Совет народных комиссаров поступило заявление от украинского гражданина из города Очакова Ф. А. Мишуровского, члена Украинского революционного штаба, избранного туда Петроградской краевой войсковой радой и проживавшего при штабе. Этот документ проливает некоторый, хотя и не полный, свет на вопрос о том, что в конечном счете помешало выполнению благопожелания советского правительства вернуть на Украину исторические реликвии.

Заявитель поведал, что в ночь с 6 на 7 (19–20) декабря к нему явились члены Военно-Революционного штаба и произвели в жилище обыск. «Причем отобраны у меня бумаги, – продолжал Мишуровский, – данные мне на получение реликвий Украины, подписанные народными комиссарами, пропуска в Зимний и Мариинский дворцы, отобрана подписка о неотлучке из помещения впредь до отправки меня штабом в Киев с особым… нарочным конвоиром, т. е. я был объявлен арестованным впредь до отправки в Киев под конвоем» ^{47}. Автор далее рассуждал, что раз Украина объявила себя самостоятельной республикой, то «обыски, аресты и высылки украинцев, живущих на территории России, должны ведаться представителями российской советской власти», а не украинской войсковой радой, и просил «сделать немедленное распоряжение о защите [его] с женою личности и жилища от украинских опричников» ^{48}. Иными словами, доверенные лица киевского правительства, очевидно, предпочли применить самоуправство к своему политически отклонившемуся влево товарищу, чем допустить эффектный пропагандистский ход большевиков по передаче через него украинских реликвий. (Сообщая о событиях 7(20) декабря в Киев по прямому проводу, атаман Байздренко, члены штаба Жук и Василюк предложили правительству Центральной рады «протестовать против нарушения основных норм международного права фактом ареста делегации, призванной заняться обсуждением условий мирного разрешения конфликта между Радой и СНК», требовать от последнего извинений и, в предвидении военных действий, озаботиться «эвакуацией на началах взаимности гражданского населения и войсковых частей» и так далее. В противном случае, «без соответствующего удовлетворения», штабисты не считали возможным нести свои обязанности ^{49}.)