Но было в этом письме и замечание, точно отражавшее незавидное положение советской делегации, подменившей дипломатические методы бесполезными идеологическими атаками на контрпартнеров. «Нелепое и смешное обвинение нас в предательстве с полным правом должно быть возвращено Вам, – писал Голубович, – ибо острая по форме полемика с немцами нисколько не может скрыть фактического положения, то есть сдачи Вами одной позиции за другой» {63}
. (Письмо Голубовича уже не застало Троцкого в Бресте. Рукописная копия его, 8(21) января заверенная Иоффе, была, по всей вероятности, отправлена наркому в Петроград {64}.)Тем временем письмо с планом Троцкого 3(16) января было доставлено в Петроград и, как видно, не на шутку взволновало Ленина. Благословив перед вторым раундом переговоров тактику затягивания их в ожидании революции в центральных державах, он исходил из отсутствия реальных способов заранее узнать о перспективах свершения революции и не переставал размышлять над иными вариантами развития ситуации. «Сначала победить буржуазию в России, потом воевать с буржуазией внешней, заграничной, чужестранной, – записал он в наброске „Из дневника публициста“, датированном 24–27 декабря (6–9 января), и по логике практика-государственника готовился взломать популярные у товарищей по партии книжные догмы. – Есть ли сепаратный мир соглашение („соглашательство“) с империалистами? „Выигрыш времени“ = сепаратный мир (до общеевропейской революции)» {65}
.Накануне доставки письма Троцкого большевистское руководство располагало аналитическим документом военно-правового характера: «Если мирные переговоры с центральными государствами Четверного союза не приведут к заключению мирного договора, то… Россия останется в состоянии войны с названными государствами. Вследствие этого со стороны центральных государств, особенно Германии, всегда возможно нападение на Россию, которое при полной небоеспособности ныне существующих остатков быстро разлагающейся нашей армии приведет к быстрому занятию русских земель в том размере, в каком пожелают этого наши противники». Это был доклад начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала М. Д. Бонч-Бруевича от 2(15) января 1918 года. В заключение он писал: «Прошу точно, ясно и определенно указать мне: предполагается ли в случае разрыва мирных переговоров защищаться вооруженною силою от дальнейшего вторжения неприятеля в пределы России, или… считается возможным ограничить защиту дипломатическими переговорами» {66}
. (Фронтовые сводки все это время показывали, что немцы не остановили подготовки к возобновлению боевых действий: на всех участках расчищали окопы первой линии и подходы к ним, восстанавливали железнодорожные пути и мосты в прифронтовой полосе, строили новые узкоколейки, целенаправленно разрушали оставленные русскими позиции и укрепления и даже занимали русские прифронтовые города, проводя реквизиции у местного населения {67}.)Ленин, получив 3(16) января предложение Троцкого оборвать переговоры эффектной демонстрацией, рассчитанной на громкий международный отклик, срочно вызвал последнего для разговора. Пришлось менять провод, и связь наладилась лишь в 16 час. 20 мин. Перед разговором Троцкий передал записку о необходимости немедленного ответа на его письмо, который должен «выразиться словами согласны или не согласны» {68}
. Ленин ответил, что не успел показать «особое письмо» Сталину, а сам считает план «дискутабельным» и предлагает «отложить… его окончательное проведение, приняв последнее решение после заседания ЦИК здесь» {69}.«Обсуждение плана в ЦИК представляется мне неудобным, – возразил Троцкий, – так как может вызвать реакцию до проведения плана» {70}
. Но Ленин все-таки считал нужным прежде посоветоваться со Сталиным. Кроме того, он сообщил о выезде в Брест делегации харьковского ЦИК, которая уверяет, «что Киевская Рада дышит на ладан» {71}. Эти слова, подслушанные германскими связистами, в тот же день из Бреста были переданы в Киев {72}. Разговор на линии Петроград – Брест получил продолжение лишь поздним вечером. В 23 час. 30 мин. Сталин сообщил Троцкому их совместное с Лениным решение: «Просьба назначить перерыв и выехать в Питер. Отвечайте, жду очень». Троцкий передал через телеграфиста: «Ответа пока не будет, когда будет, дам» {73}.Ленин 4(17) января через Сталина вновь запросил Брест, почему нет ответа на предложение перерыва. Троцкий был краток в этой части записки: «Ответ дам, когда выясню его для себя» {74}
.