Украинский Брестский мир

Дискуссия в руководстве РСДРП(б): сепаратный мир или революционная война. Решение затягивать переговоры – бесплодный партийный компромисс. – IV Универсал Украинской центральной рады: запоздалая социальная радикализация и смена внешнеполитических ориентиров как попытка выхода из системного кризиса киевской власти. – Федерализм уходит из программы лидеров Центральной рады и занимает место в идейно-политическом комплексе сторонников советской власти в Великороссии и на Украине. – Крушение украинского левоэсеровского варианта советизации украинской власти. – Начало большевистского восстания в Киеве. – Ленин не исключает варианта согласия с Киевом через харьковцев. – Киевское восстание подавлено, но начат штурм города советскими войсками. – Внутренние трудности Киева и Вены взаимно смягчают противоречия между ними на мирной конференции. – Дипломатия Троцкого теряет шансы помешать договору правительства Центральной рады с Четверным союзом.

Завершившийся этап мирных переговоров воочию вскрыл международно-политическую слабость революционной России. И тут в большевистском руководстве начались разногласия. Троцкий вернулся из Бреста, по наблюдению Садуля, «злой и подавленный. Он привез с собой карту с собственноручно проведенной генералом Гофманом линией беззастенчивых территориальных аппетитов Германии» ^{1}. И это после ставшего очевидным провала идеи всеобщего демократического мира без аннексий и контрибуций, которую Троцкий считал стержнем своей внешнеполитической деятельности!

Немалое значение в реакции наркома на очевидные неудачи имели личные мотивы, которые довольно точно определил член одной из американских миссий в России Р. Робинс. Троцкий, заметил американец, всегда чувствовал себя чем-то «вроде примадонны». Принятая им роль на мирной конференции «давала наиболее полное удовлетворение его эгоизму (эгоцентризму). Он был в центре мировых событий… он говорил перед наиболее широкой аудиторией, на которую мог рассчитывать раньше и в будущем» ^{2}. Даже неутешительные результаты переговоров он отчасти готов был объяснять малой осведомленностью общественного мнения за границей о содержании его речей и, сообщая Ленину 5(18) января о своем срочном отъезде из Бреста, не преминул распорядиться «снова телеграфировать в Европы, что отчеты, публикуемые германским правительством, крайне искажают ход прений и дают германской общественности недолжное представление о действительном ходе работ в Бресте» ^{3}. В целом же для «сохранения лица» он подобно игроку, смахивающему перед проигрышем с доски шахматные фигуры, придумал для себя эффектный ход с целью «сохранения лица»: объявить – «ни мира, ни войны и демобилизация армии».

Ленин, как известно, тоже полагал, что капитализм не переживет мировой войны, и вместе с Троцким подписывал своим именем революционные агитки, адресованные немецким солдатам. Но после прихода к власти он, в отличие от большинства единомышленников, учился находить баланс между обращенной ко всему миру революционной доктриной и интересами государства, во главе которого он теперь стоял. Выявленное в Бресте соотношение сил не в пользу России, неясная перспектива революции в Германии и Австро-Венгрии, подозрения в возможном сговоре между Германией и Англией в ущерб территориальным и экономическим интересам России – все это подсказывало главе советского правительства необходимость поставить точку в переговорах, приняв германские условия.

(Именно эти соображения Ленина зафиксировал капитан Садуль, принятый им 29 декабря (11 января) ^{4}.)