Читаем Украинский Чапаев. Жизнь и смерть легендарного комдива Николая Щорса полностью

А вот Щорс в кинотеатре, где демонстрируется короткометражный фильм «Богунцы в Киеве». На экране проходят богунцы, рота за ротой, приветствуемые толпами рабочих. Богунцы кричат, топают ногами. Каждый узнает на экране самого себя.

Не разошлись еще красноармейцы из кинотеатра, а Щорс уже сидит на совещании высшего командного состава, созванном штабом армии. Сидит в задних рядах, скромно, внимательно слушает, сам не выступает, а спустя несколько часов он уже в печерских казармах поднимает на кухне бурю из-за грязных котлов.

Вот мимоходом он заглянул в штаб полка и попросил адъютанта сыграть на скрипке. Сидит и слушает несколько минут, задумчиво опустив голову. Потом подымает голову — и как весело сияют его большие серые глаза!

Другим как будто стал Щорс. Не узнать его. Вытащит из кармана вяленую воблу, ударит ею о стол, и все уже знают, что сейчас, обдирая воблу, Щорс расскажет новый, выдуманный им анекдот.

Щорс рассказывает, все хохочут. Смеется и сам Щорс, да вдруг, другой раз, закашляет и сразу как-то потускнеет.

— Ну, я пойду — разболтался тут с вами.

Кто-нибудь из новых людей, еще мало знающих Щорса, скажет:

— Отдохнуть бы вам, подлечиться надо, товарищ командир.

Щорс не выносил соболезнования.

— Революция не дает нам отпуска. Революция диктует, советская власть приказывает, а мы обязаны исполнять и побеждать. Лечиться будем после победы. Не беспокойтесь, молодой человек, я продержусь еще дольше вас.

Щорс, снова уже сдержанный, подтянутый, говорит сухо. Но как ни скрывал он свою болезнь, она нет-нет, да и скажется. Приходилось ложиться в постель. В такие дни он писал Фруме Хайкиной, с которой не встречался после выступления из Унечи:

«Немножко нездоровится, так что я немножко полеживаю, и кашель. Я, очевидно, простыл, но ничего… Я чувствую себя удовлетворительно».

Даже от Фрумы Хайкиной он не перенес бы жалости, соболезнования.

«Жалости к человеку не должно быть. Жалость для человека ниже всего. Ниже всякого презрения», — писал он Фруме.

Нежная дружба, давно уже связывавшая Щорса с девушкой-чекисткой, перешла в любовь. Он писал ей:

«Я больше чем люблю тебя. Я чувствую и испытываю родство души. Я люблю, я уважаю, я дорожу тобой. Одна надпись, вещь твоя вызывает у меня умиление».

Когда, надорвавшись на работе, Фрума Хайкина тоже серьезно занемогла, Щорс ни словом не выдал своей тревоги. Но как она чувствовалась во взволнованном стиле письма!

«Живи, живи! Живи ради общего блага пролетариата, которому мы отдаем всю анергию своей жизни».

«Благо пролетариата» — эти слова Щорс очень часто употреблял в письмах к своим близким. Его личные письма часто были похожи на боевые донесения, на газетную информацию. Он скрывал от Фрумы свою болезнь, почти ничего не писал о ней, но когда по радио получил сообщение об убийстве Карла Либкнехта и Розы Люксембург, потрясенный, сейчас же послал ей телеграмму:

«Сообщаю тебе очень печальную весть: Карл Либкнехт и Роза Люксембург варварски убиты. Беспощадный террор мотивируется попыткой к бегству».

Отдавая все свои силы борьбе за освобождение Украины, сначала от немецких оккупантов, потом от контрреволюционных банд Петлюры, Щорс напряженно следил за событиями в Германии, за революционной борьбой в Венгрии. Он глубоко верил в силы мирового пролетариата. Сообщение об установлении в Венгрии пролетарской диктатуры вызвало в нем необычайный подъем сил.

— Богунцы, глаза на Запад! — кричал он в этот день на красноармейском митинге. — Советская Украина протянет братскую руку Советской Венгрии. Наш путь наступления к галицийским границам — путь к мировой революции!..


В середине февраля богунцы выступили из Киева, получив приказание наступать вместе со всей 1-й Украинской дивизией на Фастов.

Фронт звал. Богунцы и таращанцы, отдохнувшие, добыв в последних боях — как награду — свои наименования, выступили в поход. Мало удавалось поспать самому комбригу. Комендантская жизнь оказалась колготной, сутолочной, ночью даже не распоряжался собой. Очутившись в своем штабном вагоне, Николай впервые за десять суток заснул как убитый…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес