Украинский Чапаев. Жизнь и смерть легендарного комдива Николая Щорса

Никита Коцар с Исаковичем недавно вернулись из Киева, где проходил I съезд политработников Украины. Забыв об усталости, Николай напряженно слушал, стараясь вникнуть в смысл тех новшеств, какие предлагает съезд в повседневной работе среди красноармейцев. Строительство Красной Армии может проходить нормально тогда, когда внутри самой армии будут созданы крепкие, жизненные комячейки. Только они могут спаять красноармейские ряды. Комячейки, по существу, — боевые органы партии, активные органы Советской власти. Повседневная работа их сводится к повышению среди красноармейцев понимания необходимости дисциплины и порядка, необходимости поднятия авторитета командного состава.

— Как это все мыслится? — спросил Николай, поправляя фитиль в лампе.

— Поднимать культурный уровень красноармейцев, — ответил Никита. — Создавать школы грамотности, кружки, клубы, читалки, библиотеки.

Поворошив свои записки, добавил Исакович:

— Культурно-просветительная работа в армии должна проходить под руководством единого органа…

— Имеется в виду политотдел дивизии?

— Да.

— Директивы это? Рекомендации?

— Покуда только выступление товарища Подвойского.

Наступило молчание, но уже через мгновение его прервал Щорс:

— Да, вы правы… Ломаный грош цена тому коммунисту-командиру, который не воспитывает воинов в коммунистическом духе…

Разговор для Николая тотчас обрел практическое значение. Со дня существования 1-й Украинской дивизии в ней не было центрального политоргана, который руководил бы всей политической и просветительной работой в частях. Велась политработа в полках, батальонах, главным образом агитационного характера, в каждой роте самостоятельно проводились «душеспасительные» беседы, без общей системы, без надлежащего руководства. Знает по Богунскому полку: говорунов с лихвой, и каждый дудит в свою дуду, кто во что горазд.

Понимал, недостаток политработников не позволит организовать скоро центральный политический орган в дивизии. Но малый аппарат ведь можно. По глазам видит, такие же мысли обуревают и политкомиссаров. Даст высказаться, не будет опережать. Кто первый из них? По всему, меж собой они уже обговаривали, наверняка есть и предложения. Ждал от Исаковича — начал Коцар.

— Николай Александрович, мы тут в общем-то обмолвились… Пока суд да дело, придет приказ, подошлют штаты…

Привык к смущающемуся взгляду Никиты. Нет, так и разбирает уколоть усмешкой. Одолев соблазн, Николай обращается к Исаковичу:

— Что думаете, Владимир Николаевич?

— Люди есть. Двух могу назвать смело. Редактора дивизионки, Залевского. И вот Коцара.

На другой день политотдел дивизии был создан. Заведующим политотдела дивизии назначен Залевский, отозванный из дивизионной газеты «Красная правда», Коцар возглавил пока единственный отдел информации. Работа закипела. Учитывались находившиеся в частях политработники, распределялись прибывающие. Прежде чем отправить в часть, новичков инструктировали, давали советы и указания. Приходилось первое время действовать самостоятельно — никаких инструкций из политуправления фронта и армии не поступало.

Вскоре в политотделе появился третий сотрудник. Допоздна Николай задержался в штабе. Весть сообщил начальник политотдела Залевский.

— Николай Александрович, у вас гости…

По тому, как тот недоговаривает, догадался. Не проявили любопытства и штабные, обсевшие просторный круглый стол, заваленный картами. Сделали вид, что это их не касается. Шел через двор, поправляя под ремнем гимнастерку. Знал: где-то в дороге, и все же…

— Вот приехала… — улыбаясь, сказала Фрума.

— И хорошо сделала. Навряд ли выполнил бы я обещание…

— Я поняла это из письма.

За ужином Николай хвалился делами на фронте, сетовал на нехватку командного и политического состава, с увлечением, как мальчишка, говорил о своем сокровенном: о школе краскомов.

Утром, когда Николай собирался в штаб, Фрума спросила:

— В качестве кого мне представляться?

— Как кого… Жены. Этого мало?

— Нет, не мало…

Во взгляде ее было такое, от чего он оставил дверную ручку.

— Конечно, сидеть без дела, чувствовать себя чужой среди моего окружения… Политотдел задыхается без людей. Залевский да Коцар. Пойдешь секретарем к ним. Издадим приказ. Поговорю с Исаковичем.

Он привлек ее за хрупкие плечи.