Украинский дневник

В нескольких километрах от набережной отстреливается «Град», минут через десять туда наносится ответный удар, еще спустя десять минут по улице, завывая, проносится колонна из четырех карет «скорой». Какой-то ребенок начинает плакать. Прохожие либо привыкли, либо делают вид, что ничего не случилось. Но людей с детьми сразу становится ощутимо меньше.

Ну и расскажу, наверное. Однажды я сломал ногу лет в 10 и, не сглазить бы, это пока моя самая сложная травма. Так что тут психологическая какая-то внутренняя реакция: если в голову осколок, то сразу с большой долей вероятности до свидания, а вот за ноги иногда очень боюсь. Это на много лет история, тем более что для ног бронежилетов пока не придумано. И вот сломанная тогда нога начинает каждый раз в тревоге зудеть.

Потом стреляет что-то рядом, мы со стремительным «блядь» уезжаем, а уже в спокойном центре Донецка я начинаю думать о том, что потери многие считают по погибшим — мозг на асфальте, а сколько безногих и безруких останется. И как они потом жить будут.

Уже в кафе я вижу вечерние новости, где умные люди, политологи, объясняют, что к чему, да почему это правильно, и думаю, что кто бы с кем ни воевал, у меня не получится агитировать ни за тех, ни за этих, а на этой войне — тем более. Журналист вообще, мне кажется, может занимать только антивоенную позицию, либо максимально отстраненную, но это если воюют где-то в Антарктиде. Ну, либо я дурак и та самая нога не позволяет мне чего-то очень мудреного понять.

19 февраля 2015

20-летний Миша родился в Екатеринбурге, 21-летний Леша — в Моздоке, Артему 22 года, он из Славянска-на-Кубани, а Диме — 23, он из Владикавказа. А еще ребята из Читы, Норильска, Улан-Удэ.

Всех их на первый взгляд ничто не объединяет. Но общее все же есть — город N, войсковая часть *****, N-ская отдельная мотострелковая бригада.

До недавнего времени все они проходили там контрактную службу. Еще в декабре и январе вешали в профайлах социальных сетей совместные фотографии из части, минувшим летом — с учений рядом с БТР. А еще — в красивой форме перед зеркалом.

Но две-три недели назад все изменилось, и вот уже двое сослуживцев без знаков отличия обнимаются на одной из площадей Горловки, другой в той же социальной сети размещает фотографию, где трое молодых ребят сидят на броне где-то на дороге на Дебальцево. Третий — кадр с застрявшим в окопе дээнэровским танком — главной достопримечательностью на въезде в разрушенный Углегорск.

На войну они попали уже после 20 января, когда в Донбассе возобновились активные боевые действия. Тут они вроде как в бессрочной командировке. Командиры были не против, наоборот, порыв они приветствовали, рассказав, почему именно сейчас и именно в эти места надо поехать родину защищать.

Уходили они в Донбасс не подразделением, а группами по три человека — экипаж боевой машины. Теперь, оказавшись без связи, они у меня интересуются судьбой своих друзей, спрашивают, живы ли они. На месте их также распределили в разные, уже сформированные подразделения армии ДНР.

Логика военных действий в последние месяцы достаточно проста: на выполнение боевых заданий со стороны то ли самопровозглашенных республик, то ли «отдельных районов Донецкой и Луганской области» (как написано в Минском соглашении) выезжают те, кто действительно умеет воевать. Они решают поставленную задачу и отходят, а в занятый ими населенный пункт, в комендатуры и на блокпосты встречать журналистов заступают уже местные ополченцы, с готовностью рассказывающие о своем шахтерском прошлом. В какой-то момент можно и правда решить, что на войну с «хунтой» поднялись исключительно местные, но потом кто-то проговаривается:

— За тем терриконом буряты стоят.

— А что за буряты?

— Ну… Донбасские индейцы.

Все улыбаются, все всё понимают. В последние дни перед окончательным штурмом Дебальцево, чтобы лишний раз не светить «бурятов», журналистам постарались максимально закрыть въезд в Углегорск, откуда развивалось наступление внутрь котла. Спустя пару дней после штурма, когда Дебальцево окончательно «зачистят», на блокпосты выставят шахтеров, а журналистам снова будет открыта дорога.

Про стратегическое значение Дебальцево в последние дни было сказано много — это и прямая дорога, связывающая Донецк с Луганском, и крупнейший железнодорожный узел, и важная с артиллерийской точки зрения высота. Про то, сколько сот человек с обеих сторон погибло за время растянувшегося почти на месяц штурма, мы узнаем не скоро.

После взятия Дебальцево линия фронта в очередной раз «выровнялась». Не исключено, что достигнутое в Минске соглашение о перемирии теперь будет местами выполняться, огонь прекратится совсем или хотя бы чуть стихнет на месяц или два, пока кому-то не придет в голову, что самопровозглашенные республики не могут дальше жить без Мариуполя, Артемовска или Лисичанска. Тогда в воинских частях по всей большой стране вновь активизируются «политруки» с рассказами о том, как важно помочь свободолюбивому Донбассу от агрессии Запада. Никакой принудиловки — только добровольцы.