Его повело влево. Пол надумал было качнуться, но встал на место. Тошнотворный комок медленно дрейфовал в желудке. Косте стало смешно – уж очень тревожными были глаза у Сашки Тулупова и особенно у Заветы.
– Говорят, бомба врезалась в шестой редут! – снова, как контуженый, заорал Игорь. – И что одна пушка повреждена!
– Значит, в нас все-таки попали? – спросил Костя просто для того, чтобы что-нибудь спросить и отвлечь всех от собственной персоны. Не любил Костя быть в центре внимания, ну разве что только во время репортажа.
– Конечно попали, а как же иначе! – снова заорал Игорь. – Я же говорю, что американцы просто так бомбы не кидают.
– Ты чего орешь? – спросил Костя. – Тебя контузило?
Он тряхнул головой и окутался облаком белой пыли.
– Нет, я думал, ты плохо слышишь.
– А я видел, как В-52 сбили, – назло ему сказал Костя и подумал, что Игорь точно изменился после того, как полежал в лазарете у американцев. Продался, подумал он и не поверил самому себе. Игорь не мог продаться по определению, иначе он не воевал бы ни в Боснии, ни в Афгане, ни здесь, а давно бы стал «халявщиком». Такие, как Игорь, «халявщиками» не становятся. Они четко и целенаправленно выполняют свою миссию, и выполняют ее до конца дней своих. Игорь, по большому счету, думал Костя, это наша совесть, и я всегда буду горой за него, хотя он чуть-чуть и сумасшедший.
Завета наконец протиснулась мимо Божко и на глазах присутствующих бросилась к Косте, повисла у него на шее. Он только успел заметить ее заплаканное лицо и лицо Сашки Тулупова, который почему-то отвернулся и отступил в коридор. После этого Костя неожиданно был покрыт поцелуями ото лба до губ. И губы ее оказались солеными на вкус и такими желанными, что он только через целое мгновение увидел, как Игорь беззастенчиво, хотя и исподлобья наблюдает за ними. На лице его бродила странная улыбка, похожая на оскал.
– Ну все, все, – сказал Костя Завете под воздействием этого взгляда, – все… ты видишь, я живой, со мной ничего не случилось, только вот компьютер разбился. – А сам впервые понял: «Мне почему-то теперь нравятся не Мата Хари, а душевные женщины, и как же мне быть?..»
– Как разбился?! – сунул морду в дверь Сашка.
– Разбился, один обломки остались.
– Это же конец?! – воскликнул пораженный Сашка.
Костя прижал к себе Завету:
– Конец… – сказал он, пытаясь рассмотреть ее лицо, которое она всячески прятала у него на груди.
– Не смотри на меня, – бормотала она, закрывая лицо руками, – я некрасивая.
– Ну что ты! – воскликнул он, поглаживая ее по плечам. – Ты самая-самая…
– Нет-нет… – бормотала она, – я несдержанная…
– Ладно-ладно… – сказал он, – нечего на себя наговаривать.
– А почему ты мне не дал заснять, как сбили В-52? – вредным голосом спросил Сашка.
– Отснимались… – махнул свободной рукой Костя, другой он осторожно придерживал Завету, полагая, что так она быстрее перестанет плакать. – Все, хватит! Домой пора.
Он хотел объяснить, что ноутбук был особым, с внутренней антенной и с уникальным программным обеспечением, но Сашка и сам об этом знал. Найти второй такой комп в разоренном городе было нереально. Можно, конечно, заказать его в редакции, но как туда сообщить? Нужна связь, а ее как раз и не было.
– Я тебе этого не прощу, – беззлобно пообещал Сашка.
– Ха! – отозвался Костя. – А я твоей маме Оле расскажу, что ты здесь выделывал, она тебя выпорет.
– Не-е-е, маме не надо, – ухмыльнулся Сашка, ну совершенно как его отец Максим. – Мама ничего не поймет. Маме нужно, чтобы я сидел рядом и никуда не девался.
– Мама есть мама… – веско сказал Костя. – Маму уважать надо.
– А я и уважаю, – сказал Сашка.
– А еще любить.
– Я ее люблю, – сказал Сашка.
– Что-то незаметно, – заметил Костя, намекая на его обгорелую физиономию.
– Значит, мы едем домой?! – снова воскликнул Сашка, ловко уходя от скользкой темы.
Костя ответил:
– Неизвестно.
Костя еще лелеял надежду найти трубу спутниковой связи и договориться с Вадимом Руновым о необходимом оборудовании, а машину мы как-нибудь здесь раздобудем, подумал он. Машин здесь много. Главное, чтобы Рунов все сделал тихо, минуя завотделом Горелова Юрия Александровича, иначе тот заставит их вернуться в Москву. А возвращаться мне совсем не хочется, находил новые аргументы Костя, стараясь не думать о причине нежелания возвращаться. А причиной нежелания возвращаться была как раз Завета. Как оно на самом деле обернется, думал он, я не знаю, но, кажется, я влип. Это странное открытие ошарашило его больше, чем обрушившаяся лестница.
Он даже хотел сообщить всем, что у него дурное предчувствие, будто бы они отсюда не выберутся. Впрочем, американская бетонобойная бомба к его предчувствию не имела никакого отношения. А что имело отношение – Костя еще не понял, может быть, мешала Завета, которая все еще прижималась к его груди? А может быть, потому что у него периодически кружилась голова, а в желудке все еще плавал комок тошноты?
Сашка Тулупов ринулся к ближайшему зеркалу, придирчиво посмотрел на себя и уныло поведал:
– Да-а-а… с такой мордой меня никто любить не будет.