Украинский рубеж. История и геополитика

Философия либертаризма, идеологема «права человека и земная жизнь как высшая ценность» — это новый «коммунистический манифест» апостасии XXI века. Причем две левые идеи — воинствующий коммунизм и воинствующий либертаризм — давая ответ, что есть главная движущая сила истории, отрицают нацию и национальное государство как таковое. У коммунизма это класс, т. е. транснациональные общность. А у нынешнего либертаризма — это индивид, гражданин мира, который вправе ненавидеть собственное государство и бороться против него где угодно. Это мне было всегда совершенно чуждо. Я была в оппозиции к тому, что у нас происходило в 90-х годах. И хотя в первые же дни переворота я сказала: «Туда ему и дорога, марксизм перестал быть инструментом развития. Но держава при чем? Ее же не в 1917 году собирали! Вы нам предлагаете заплатить за „тоталитаризм“ тремя столетиями русской истории? Что, теперь Потемкин уже не Таврический, Румянцев — не Задунайский, Муравьев — не Карский, Суворов — не Рымникский? Где теперь Кючук-Кайнарджийский мир, где Полтава? Мы что, сбрасываем отеческие гробы не только советской, но и русской истории?» Тогда это звучало очень остро, ведь вульгарно-западнические идеи одурманивали сознание общества.

«Миром правит Бог, чего же вмешиваться». — Иван Ильин писал о том, что русский народ, избрав на царствие новую династию Романовых самым демократическим способом, какой в начале XVII века мог только быть, установив верховную власть по законам Божьим, удалился от управления государством, «чего же вмешиваться»! Но когда происходила попытка сверху навязать изменение веры, как трактовали раскол в свое время, это было настолько важно для русских людей, что тогда мы действительно видели раскол нации и гражданское неповиновение вплоть до самосожжения. Конечно, если бы наш народ так реагировал на какие-то бытовые ущемления со стороны государства, то нас бы, наверное, на Западе не считали варварами.

Человек в Европе тоже был таким же, не надо его ни идеализировать, ни демонизировать. Войны между католиками и протестантами унесли, между прочим, треть населения Центральной Европы. Нам сегодня знакома жестокость противостояния между единородными, но разноверными народами по истории сербо-хорватского конфликта, бойне, которую хорваты учиняли над сербами, которые носили те же имена и говорили на том же языке. Также можно привести в пример то, что сегодня происходит на Украине. Это Каинова ревность: «Если бы москали не превратились бы в столь огромную, мощную державу, украв у нас и софийские ризы, и киевскую историю, то мы бы стали тем, чем стала Россия». В этом желании переименовать Украину в Россию они опираются на польскую теорию Францышека Духинского. В Европе во время религиозных войн был лозунг: «Убивайте всех, Господь узнает своих». Поэтому не надо удивляться ИГИЛ (террористическая организация, запрещенная в РФ), потому что там точно такая же философия, а именно: «Убивайте всех подряд, если же человек невиновен, то Господь его все равно в рай заберет».

Себя рассматривать как инструмент и орудие Бога — это страшная человеческая гордыня, которая подлинному христианину, конечно, не может быть свойственна. Поэтому подобный ценностный нигилизм проявляет знакомые черты тоталитарной нетерпимости и дерзко наступает на саму основу демократии — свободу совести и слова. А табу, практически наложенное на дискуссии, мне напоминает то, что было в моей юности в советское время. Они наступают сейчас на самые основы демократии, потому что свобода слова и нетерпимость к иной системе ценностей, которая априори признается варварской и которую надо обязательно подавить и поглотить в своей системе, вызывает сожаление. Идеалом такого общества является гражданин мира, который, безусловно, живет хлебом единым в гедонистическом рабстве плоти и гордыне.

Вообще человек и гуманизм были там, где дух выше плоти. Человек тем и отличался от животного, что он мог управлять своей плотью, мог подавлять ее позывы, мог не есть, когда нужно было дух свой сохранить, он мог пережить страшные страдания, мог отдать кому-нибудь всё, что ему принадлежит, ради спасения жизни. Ни одно животное так не поступало, но даже малая пташка бросается грудью на коршуна, чтобы защитить своих птенцов. Если нет таких ценностей выше физической жизни, то тогда нет человеческой культуры: брат не заступится за брата, муж отдаст жену насильнику, армия не будет защищать свое Отечество. Ничего не будет, ничего того, что изначально, со времен зарождения человеческой истории до сегодняшнего дня, родило — и Францию, и Россию, и ту же Америку.