Украинский рубеж. История и геополитика

Конечно, Евросоюз территориально вырос. «Старая Европа», безусловно, утрачивает свой духовный импульс. Конституция Евросоюза — это же скучнейший образчик либерального Госплана: там предписано всё, унифицированы стандарты стиральных машин и т. д. Еще в начале XX века немецкий философ Карл Шмитт с сарказмом предсказывал схожесть Марксового и либерального экономического демонизма: «Картины мира промышленного предпринимателя и пролетария похожи как братья-близнецы. Это тот же идеал, что у Ленина — „электрификация“ всей земли. Спор между ними ведется только о методе». «Священные коровы» либертаризма XXI века: «права человека», «свобода», «демократия». Так для чего же Европе нужна свобода? Цитирую из завещания Чингисхана, как он определял величайшее счастье и свободу: «Гнать перед собой врагов, грабить их имущество и любоваться слезами своих врагов, целуя их жен и дочерей». Или, как в Нагорной проповеди, «спастись алчущим и жаждущим правды»? Или вернуться на свою звездную родину, как у Платона? Или для того, чтобы уравнивать порок и добродетель, добро и зло?

Сегодняшний мир Европы поражает своим нравственным релятивизмом: всё относительно, человек сам себе назначает систему ценностей, он мерило всего, он должен быть свободен от любого порядка вещей — национального, религиозного, государственного и теперь уже биологического, т. е. он имеет право бунтовать против своей Богом данной природы. И выступают за это вовсе не те, кому это было бы важно, потому что они сами имеют какие-то необычные склонности. Политический гомосексуализм — это воинствующая либертаристская идеология ниспровержения всех предыдущих ценностей.

Ценностный нигилизм — это и есть конец истории. Почему для Европы заканчивается эпоха культуры как порождения духа? Потому что остается технократическая цивилизация. Это уже не тот метафизический «Рим», в котором совершалось великое противостояние добра и зла, это уже Рим языческий. И проявление технократической цивилизации — это панический страх перед физическим несовершенством и смертью. Люди готовы чем угодно пожертвовать, чтобы убрать морщинки, иногда они доводят себя до смерти, чтобы физически быть похожими на кумиров, созданных средствами массовой информации. Это язычество. Так, в Спарте убивали слабых, родившихся с физическими недостатками младенцев.

Посмотрите, как изменилась современная живопись — ведется поиск формы, нет больше содержания. На Западе христианская культура дала колоссальный пример достижения; буквально во всех сферах и везде поражает философская цельность и единство. Везде есть грань добра и зла: в архитектуре есть красота и уродство, симметрия, в музыке гармония или какофония и т. д. Но отрицание всего ведет в итоге к отрицанию этой грани между добром и злом, правдой и ложью, а это и есть корень христианского учения для земной жизни.

Сегодня мы видим и нетерпимость, и нравственный релятивизм, тотальный нигилизм ко всему русскому со стороны постсоветских западников, но уже не всех сегодняшних. Сейчас как раз наблюдается всплеск интереса, и все опросы показывают, что в целом в российском социуме сформировался консенсус относительно того, что самобытность России — это не недостаток, а ценность, поэтому не надо ее стесняться, что вовсе не означает пренебрежительного отношения к иному. На мой взгляд, вообще любое утверждение собственного «Я» не должно означать отрицание Другого, нелюбовь к Другому. Также и национальное чувство: оно только тогда суть побуждение к творчеству, когда оно есть любовь к своему, но и не ненависть к иному: именно такой человек знает, за что он, а не только против кого он.

Теория догоняющей модернизации отвергнута в новейших западных теориях, потому что она консервирует собственную отсталость. Национальные культуры сегодня повсеместно перемалывают капитализм. Развиваясь семимильными шагами, Китай, Индия уже не свернут с этого пути. Но, заимствуя западные технологии, они бережно трансформируют их на своей почве, применяя так, чтобы сохранить смыслообразующее ядро собственной национальной жизни и тех побуждений, которые эта жизнь дает. Развитие этих стран опровергает примитивный тезис 90-х годов о том, что только тотальная вестернизация может привести к модернизации. Так, незавершенная модернизация в Египте потерпела крах, и из глубинки вырвались силы, которые грозят отбросить Ближний Восток не только к Средним векам, а вообще к первому периоду становления мусульманской системы.