Европа по-настоящему отделилась от нас с эпохи Просвещения. Просвещение, которое дало всплеск возрождению культуры, на самом деле, как пишут религиозные философы, сначала поставило знак равенства между человеком и Богом. Богоподобие преобразовалось в богоравность, а потом человек, наоборот, встал над Богом, уничтожив Бога в душе, в своем сердце. Все замечательные, но перекодированные в земные критерии духовные тезисы, поиски человека привели к приземлению, которое мы неизбежно видим. Возрождение воспевало человека, его силу. Великие литературные произведения показывали нам героизм. Ведь в западноевропейской культуре, романтической литературе вера, Отечество, честь, долг, любовь были выше жизни, несмотря на высокопарный стиль аристократической культуры — «честь дороже жизни» маркиза ди Поза в «Дон Карлосе». В русской сказке Иван, крестьянский сын, когда делал нравственный выбор, говорил: «Двум смертям не бывать, а одной не миновать». То есть философски это та же нравственная дилемма. Когда встает выбор, крестьянин простым языком и аристократ высокими словами говорят, что надо поступить так, «как долг велит», как шекспировская Карделия. Но Шекспир — гений, и он символически предопределил Карделии с этими принципами умереть.
Отношение Европы к России изначально было отмечено скепсисом, недоверием ко всему отличному. Евроцентричность европейского сознания — это, безусловно, характерная черта, которая не исчезает. Все, что не является Западом, не представляет особого интереса и принимается лишь в том случае, если незападная страна хочет стать похожей на западную. Сегодня нервическое отношение к дилемме «Россия и Европа» совершенно не изжито Западом. Мне часто в международных дискуссиях предлагают эту тему, на что я отвечаю: «Одно то, что вы так ставите вопрос, говорит о том, что вы нервически относитесь к этой теме. Вы же не предлагаете эту тему китайцу, вы спокойно относитесь к тому, что китайская цивилизация — это другая цивилизация. Вы намерены иметь с ней хорошие отношения, уважая различия, изучая конфуцианство, китайское искусство. А также с арабами, с которыми вы граничите и которые вас наводнили. Арабское завоевание Европы внесло свои культурные акценты в архитектуру, мавританский стиль. Здесь же вы не ставите такую дилемму. Но почему-то только Россия вызывает нервическое отношение. А именно потому, что мы являемся двумя сторонами одного целого, но каждая со своими особенностями».
Что есть Европа сейчас? Это ли романо-германская культура, где человек — это воплощенный долг в борьбе добра и зла? Или это доктрина «прав человека», система, где презрительная и теплохладная сентенция Понтия Пилата «Что есть истина?» стала девизом современной либертаристской философии? Когда Спаситель сказал: «Я затем пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине», — Понтий Пилат, презрительно пожав плечами, спросил: «Что есть истина?» Я иногда провоцирую своих оппонентов. Они, не зная, что это слова Понтия Пилата, говорят: «А что есть истина?» Но тут я их ловлю: «Вот видите, спор этот продолжается 2000 лет».
Европа — это не только латинская Европа, Европа — это и православный опыт поствизантийского пространства. Вдумчивые исследователи на Западе никогда не считали Россию Азией. Азия ведь тоже разная. Это ведь и ислам, и пантеистический Восток. Сейчас всё окрашено чудовищными явлениями, которые мы наблюдаем. Но Арабский халифат был выше по культуре, чем тогдашний средневековый Запад. Когда арабы завоевали всю Южную Европу и Испанию, они были выше по культуре, философии, по мысли, изощренности искусства, архитектуры. Европейцы мылись тогда два раза в жизни: первый раз человека мыли, по образному выражению Ивана Солоневича из книги «Народная монархия», «когда он рождался из утробы матери», а второй раз при положении во гроб. Царевна Анна, дочь Ярослава Мудрого, выданная за французского короля, до конца своей жизни оставалась единственной персоной при дворе, которая умела читать и писать. Король ставил крестик в качестве подписи, а она подписывалась по латыни «Анна», могла читать по-гречески и по-церковнославянски.