Размышления о Европе неотделимы от почти двухвековой дилеммы «Россия и Европа». В центре внимания крупнейших умов России эта дилемма оказывалась при переходе в каждый новый век: так было и при переходе из XIX века в XX век. Вспомним, сколько было дискуссий на эту тему, правда очень примитивных и категоричных, в 90-х годах, что навело меня тогда на мысль сравнить русское западничество и славянофильство XIX века с достаточно убогим, сермяжным славянофильством сегодняшних изоляционистов и таких же упрямых, категоричных и ничего не знающих о Западе, кроме банковской системы, западников. В XIX веке западничество и славянофильство при глубоком рассмотрении не были полными антитезами, это были две богатые стороны русского сознания. Алексей Хомяков, Иван Киреевский, которые считаются родоначальниками славянофильства, были одними из самых образованных людей своего времени. Они не только свободно дискутировали на немецком, французском, английском языках, но сравнивали и корректировали переводы с древнегреческого языка, латыни. В своем известном письме редактору французского журнала Хомяков разбирает перевод послания апостола Павла на немецкий язык, сделанный одним пастором, и пишет: «Как же он мог использовать этот термин? Если на арамейском это так, на древнегреческом — так, в латыни было вот так, то сразу же видно, что здесь два смысла, и он должен был использовать не этот, а другой!» И как наши западники, в основном экономисты, могли понять, откуда идут корни великой европейской культуры, которая всегда для русского сознания имела огромное обаяние, и отрицать это невозможно и не нужно?
На всем протяжении своей истории, от Московии до Великой России и в XX веке до коммунистической СССР, это явление, независимо от наличия реальных внешнеполитических и геополитических противоречий между Россией как государством, а не как субцивилизацией и другими государствами, всё равно сопровождалось заинтересованной ревностью особого характера, которая свойственна разошедшимся членам некогда одной семьи. Под великой западноевропейской культурой я понимаю не только литературу и искусство, но и всё, что человек делает на земле, исходя из определенного логического ряда ценностей и отвечая на вопросы: что есть человек, что есть Бог, что есть тварный мир, каковы задачи и цели существования человека на Земле, за что он будет судим. Надо сказать, что эти принципы были в основном одинаковы для православной ойкумены и для латинского Запада, в обеих частях этого общехристианского мира, о котором мы скорее знаем по противоречиям и соперничеству, а ведь на самом деле люди давали одинаковый ответ на основные вызовы жизни. И сегодня, принимая во внимание недавнюю встречу патриарха и папы и исходя из своего опыта общения с европейскими консерваторами, могу сказать, что у меня с моими коллегами-консерваторами нет дилеммы «Россия и Европа». Мы удручены одними и теми же явлениями, нас вдохновляют одни и те же импульсы по сохранению своих христианских корней. Не случайно эта дилемма существует уже не одно столетие.
Так никто и не может дать ответ на вопрос, принадлежит ли Россия к европейской цивилизации. На мой взгляд, мы принадлежим к общехристианской цивилизации. Европейские консерваторы это признают. Но Россия — это, безусловно, особая субцивилизация, которая постоянно воспроизводит и то, что нас с Западом объединяет, и то, что нас отличает. И я думаю, что так будет всегда. Поэтому было бы лучше, если бы Европа признала нас такими, какие мы есть, потому что ни та, ни другая история, особенно история реализации христианских заповедей на Земле, в государственном строительстве, не дает полного ответа, и только вместе мы даем полноту человеческого опыта на Земле в общехристианском смысле. Жак Ле Гофф, один из крупных представителей школы «Анналов», прямо писал: «…то, что ныне предстоит осуществить европейцам Востока и Запада, заключается в объединении обеих половин, вышедших из общего, я бы сказал, братского наследия единой цивилизации, уважающей порожденные историей различия». Когда читаешь его работу «Цивилизация средневекового запада», понимаешь, что в Средние века на смертном одре рыцари и короли так боялись Страшного суда, что принимали монашество, отрекались от всего своего богатства, вся жизнь была построена вокруг годичной литургической системы — от Рождества к Пасхе, вокруг жития святых и т. д.