Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 1

Конечно, правительство волновало положение на Черноморском флоте, хотя принятые решения оглашению не подлежали, а протокол обсуждения вопроса не сохранился[854]. Явно с расчетом на перспективу правительство принимало решения о выделении довольно крупных ассигнований на потребности Одесского и Севастопольского военного портов, частичную демобилизацию Николаевского порта и т. п.[855]

После обращения П. П. Скоропадского к германскому послу, барону А. фон Мумму, в котором обосновывалась необходимость принадлежности Крыма к Украине с точки зрения политической, экономической и военно-стратегической, такие же аргументы были изложены в послании министерства заграничных дел австро-венгерскому послу И. Форгачу. В подписанной министром Д. И. Дорошенко ноте, кроме отмеченного, снова упоминался и этнографический принцип и указывалось на содержавшиеся в ІІІ Универсале Центральной Рады недостатки и упущения в плане неполноты очерченных границ Украины. Предлагалось исправить упущения включением Крыма в состав Украинской Державы на автономных основаниях[856].

Д. И. Дорошенко считал, что Украина никак не может отказаться от идеи присоединения Крыма, ибо с точки зрения политических причин не хотела «иметь под рукой какой-то Пьемонт для будущей единой – неделимой России, стратегических – не могла оставить в чужих руках Севастополь, как базу для украинского флота и ключ к господству на Черном море, наконец были причины чисто этнографические – высокий процент украинского населения в Крыму. Уже не упоминаю о тесных экономических взаимоотношениях Крыма с Украиной, без продуктов которой он не мог выжить»[857].

Однако подлинные политические хозяева на полуострове – оккупанты, не спешили реагировать на дипломатические демарши украинской стороны. Может быть для них самих не все сразу и определенно выкристаллизовалось относительно крымской проблемы. Современные отечественные и зарубежные исследователи считают, что планы Пангерманского союза, иных экспансионистских германских кругов о создании мирового рейха, достижении мирового господства, органически включавшего бы в себя и благодатную во многих отношениях Украину[858], не вылились в официально оформленную государственную военную стратегию в 1914–1918 гг. Не была сколько-нибудь просчитанной перспектива прихода и пребывания в Украине немецких вооруженных сил, т. е. «восточная политика» даже после Брестского мира. Действовать приходилось ситуативно, прибегая почти исключительно к решениям и мерам тактического характера[859].

Хотя в подтверждение приводятся не конкретные документы, а утверждения «от обратного» – об отсутствии соответствующих доктрин, постановлений, приказов и т. п., по совокупности фактов, сведений о реальном развитии событий можно допустить известную правомерность подобных заключений. Тогда они с еще большей логичностью могут относиться к пониманию и оценке Германией проблемы Крыма, притягательно вставшей, судя по всему, уже в процессе военной кампании по оккупации Украины, когда полуостров оказывался фактически отрезанным от РСФСР. Как говорится, «аппетит развился во время еды» и овладение «лакомым кусочком» перевешивало даже перспективу конфликта на основе несоблюдения подписанного с Советской Россией соглашения.

Буквально, что называется «на ходу» германскими властями была «изобретена» версия, согласно которой вступление в Крым было вынужденной мерой, ответом на нападение Черноморского флота на немецкие части. Ее озвучил в Москве посол Германии В. фон. Мирбах, не гнушаясь циничной ложью, заявивший: «Императорское правительство считает себя вынужденным (выделено мной. – В. С.) ввиду нападения флота из Севастополя против Херсона и Николаева (матросы принимали участие только в сухопутных боях с немцами. – В. С.) продвинуть туда войска и занять Севастополь. Что же касается до политической государственной организации, то императорское правительство дает полную силу праву на самоопределение, провозглашенному русским правительством, и предполагает, что вопрос относительно Крыма, который до сих пор принадлежал к Таврической губернии, будет предметом русско-украинского договора»[860]. Наркомат иностранных дел РСФСР, естественно, получал информацию о развитии событий на южном театре военных действий. В плане оценки выдвинутых немецкими оккупантами и дипломатами обвинений в адрес Черноморского флота имеет смысл привести полный текст единственного документа, связанного с упомянутыми обстоятельствами. Это телеграмма председателя Центрофлота С. С. Кноруса наркому военно-морских сил Республики Таврида: «Суда, предпринимавшие враждебные действия против турок у южных берегов, были захвачены местными жителями и действовали самостоятельно.