Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы

Процесс над СВУ был открытым и вызвал большой общественный резонанс. Реакция широких слоев населения на суд и приговор продемонстрировала, что государственная идеология начала проникать в массовое сознание. Речь идет не только о ежедневной и настойчивой кампании советских СМИ по созданию негативного образа «контрреволюционеров» и таких же официальных осуждениях участников СВУ, которые принимались трудовыми коллективами различных организаций и учреждений. Гораздо интереснее посмотреть, какой была реакция «не напоказ», не для выражения верноподданнического усердия. Особый интерес при этом представляет реакция интеллигенции, как наиболее образованной группы населения, внимательно следившей за политикой и настроенной более критически по отношению к власти. К тому же всем было ясно, что своим острием процесс над СВУ был направлен против нее. Например, под влиянием процесса над Союзом вызволения среди рабочих вновь стала отмечаться подозрительность к спецам и к интеллигенции вообще[1169], притихшая было после окончания Шахтинского процесса, а также усилилось враждебное отношение к украинским националистам и украинизации.

Итак, какую же реакцию вызвали сообщения о суде над СВУ среди интеллигенции? Этому вопросу посвящена специальная сводка, составленная заместителем председателя ГПУ УССР К. М. Карлсоном. Как указывалось в сводке, основная масса интеллигенции смотрела на процесс со своей корпоративной точки зрения. В процессе усматривали уже привычное «спецеедство» и третирование интеллигенции. Но помимо тех, кто полагал, что дело было раздутым, а приговор – чрезвычайно суровым (подсудимые, конечно, не правы, но они раскаялись и могут продолжать работать[1170]), имелись и такие, которые были довольны принятыми мерами, а если и критиковали их, то только за чересчур мягкий, по их мнению, приговор. Например, профессор Харьковского педагогического института В. Брожечка в этой «мягкости» усматривал национальный подтекст: подсудимые были украинцами. Если бы такое произошло в РСФСР, «оно бы так просто не кончилось», полагал профессор и возмущался тем, что «люди пользуются некоторыми привилегиями только оттого, что они украинцы»[1171].

Подобные высказывания были присущи представителям русской интеллигенции. Она долго испытывала на себе давление украинизации, а также возведенных в ранг государственной политики кампаний против «великодержавного шовинизма» и осуществлявшейся под этой маркой травли и третирования русскости. Партийная пресса, особенно благодаря стараниям Н. Скрыпника и его команды, изображала русскую интеллигенцию одним из главных носителей этого шовинизма. Доставалось ей и от «украинцев». Поэтому становится понятным, отчего немало представителей русской интеллигенции жалело, что «не все подобные организации выявлены», или, как преподаватель физики Киевского педагогического института С. Борисоглебский, надеялось, что «люди, сочувствующие деятелям СВУ» «в конце концов… будут обнаружены». А такие люди, по его словам, были везде, даже у них в институте[1172] (как видим, так считало не только ГПУ-НКВД).

Вообще, несмотря на то что в кругах русской интеллигенции отношение к процессу над СВУ было разным[1173], его национальную подоплеку она почувствовала хорошо. Кто-то верил в существование СВУ, кто-то нет. Но даже те из них, кто не спешил принимать официальную информацию на веру или считал, что «в сообщении об Ефремове 90 % лжи», потому что «большевикам надо отвлечь внимание от событий на Китайской границе, от безработицы, отсутствия продуктов, топлива и т. д.», полностью поддерживали коммунистов, когда принимались рассуждать об «украинском вопросе». Скажем, некий профессор Егунов, сомневавшийся в том, что дело «было серьезно», потому что коммунисты «теперь очень сильны», ни минуты не сомневался, что в случае, если бы СВУ вел дело к отделению Украины, надо было принять «серьезные меры». Ему вторил профессор Боровиков (в деле он усматривал «польскую интригу»): «Той автономии, которую Украина сейчас имеет, – достаточно. Коммунисты набьют морду сепаратистам и расстреляют Ефремова. Не лазь. Я всецело на стороне коммунистов»[1174].