Польский мотив, как и выход на международные темы вообще, постоянно присутствовал при обсуждении дела СВУ. Относительную мягкость приговора чаще всего пытались объяснить боязнью международных осложнений. В среде интеллигенции ходили разговоры, что большевики опасаются ответных мер со стороны иностранных государств, особенно Польши. Причем такие взгляды высказывали представители и русской и украинской интеллигенции[1175]
. Степень опасности, которую представлял СВУ, также оценивали по-разному. Кто-то полагал, что организация «имеет корни в зажиточной части крестьянства и украинской интеллигенции». Другие считали, что «украинцев» очень мало и «они подняли голову потому, что власть слишком с ними заигрывала»[1176]. В целом же можно отметить, что процесс над СВУ всколыхнул подспудно тлеющее противостояние русского и украинского мировоззрений, общерусской и украинской идентичностей.Украинская интеллигенция реагировала более единодушно. Многие ее представители тоже сомневались в реальности СВУ и во всем видели руку ГПУ, которое «соскучилось» по работе, так как «уже давно не имело хорошего дела»[1177]
. Но в их официальных выступлениях звучала резкая критика в адрес СВУ и ее главных участников, принимались резолюции соответствующего содержания. В то же самое время некоторые из выступавших (например, профессора Гордиевский и Музычка из Одессы) при встречах со студентами и на других мероприятиях старались, как отмечали чекисты, «смазать значение и характер СВУ и подорвать доверие к правдоподобности этого дела». Наиболее проницательные люди почувствовали, что «теперь, наверное, будут бить украинцев и дальше. Москва возьмет теперь твердый курс». Упомянутый выше Музычка как в воду глядел, говоря, что «может получиться так, что сегодня мы будем протестовать (то есть клеймить СВУ и заявлять о поддержке политики властей. –Примерно так же, как старшие товарищи, реагировало студенчество. Поначалу многие студенты относились к делу «частично безразлично, а частично недоверчиво», хотя на протесты и демонстрации выходили исправно, опасаясь «нажима» коммунистов и возможных неприятностей в учебе[1179]
. По мере усиления пропаганды, да еще после признания подсудимыми всех предъявленных им обвинений, число тех, кто осуждал СВУ не только для вида и встретил приговор с удовлетворением, росло. По сравнению со старшим поколением студенческая молодежь в отношении «контрреволюционеров» была настроена более «кровожадно» и требовала для них более суровой кары[1180].Так подробно мы остановились на том, какое впечатление «дело СВУ» произвело на интеллигенцию, для того чтобы ясно представить, какие позиции имели большевики в своем наступлении на украинский национализм. Десять лет советской власти, сочетавшей кнут и пряник, принесли свои плоды. Власть чувствовала себя прочно и в глазах населения представлялась сильной как никогда. Интеллигенция была психологически сломлена, отчасти разбавлена новыми кадрами, стоящими на советских позициях. Украинская интеллигенция была уже не та, что в начале 1920-х гг., открытую оппозицию составить не могла и вслух выражала полную поддержку действий большевиков. Истинные взгляды можно было держать при себе или делиться ими с близкими друзьями, но в этом случае о них нередко узнавало еще одно заинтересованное лицо – ГПУ. Как политическая сила интеллигенция уже не представляла угрозы, но все еще продолжала оставаться идейным конкурентом. Впрочем, ее ликвидация и в этом качестве была предрешена настойчивым и постоянным оттеснением ее от руководства украинским культурным строительством. Действительно прав был Музычка, когда почувствовал, что скоро за «первыми ласточками» – участниками СВУ – последуют другие.
Небезынтересно привести слова еще одного русского ученого, профессора Кинена. Он полагал, что «на Украине, несомненно, есть группа шовинистов – украинцев, узких националистов, которые хотят полного отделения Украины. Эта группа сама не знает, чего она хочет… Но только эта группа бессильна, состоит она из дряблой мечтательной интеллигенции, и не им бороться против мужественных и сильных большевиков».