Бленкс уже решил для себя, что в один прекрасный день он поработает над физиономией Ножовски, но только после того, как их сделка завершится: призрак легального бизнеса был слишком важным для Бленкса обстоятельством, чтобы поставить под угрозу всю операцию. Самое удивительное в ней то, что деньги можно делать с незначительным риском для себя. Он взял-таки адвокатом Пола О’Брейна из Чертовой Кухни. Тот был связан с большинством уличных банд, притоны которых находились в доках восточной части города, и подтвердил каждое слово Ножовски.
— Давай я тебе объясню, — говорил Бленксу О’Брейн. — Здание, которое ты собираешься покупать, находится в довольно хорошем состоянии, ведь так?
— В чертовски хорошем состоянии, — ответил Мартин. — Лучшем, чем все дома на Чертовой Кухне, вместе взятые.
— А теперь подумай сам. Ты можешь щелкнуть пальцами, и эти строения исчезнут. Получится пустая территория, которая стоит гораздо дороже той же самой земли, но с постройками. На пустой земле ты можешь затеять какое угодно строительство жилья и сдавать его потом по самой дорогой цене. Никакого контроля за квартплатой и прочей фигни. У тебя в руках будут свободные земли, а остатки зданий уберут городские власти после того, как те сгорят. Понятно?
— Окажи мне услугу, объясни все это поподробнее, — ответил Бленкс. — Мне нужно кое-что понять до того, как я глубоко влезу в это дело. Терпеть не могу этого подонка Ножовски и сроду не подошел бы к нему ближе, чем на пятьдесят футов, если бы не деньги.
О’Брейн, который обожал читать лекции, особенно после нескольких глотков спиртного, вытащил бутылку «Буш Миллера» из ящика стола и налил двойную порцию в стакан Мартина Бленкса, а потом и свой наполнил до краев.
— Ну ладно, поехали. В начале семидесятых по известным причинам начали закрываться пожарные части в бедных районах города. Они это называли «укрупнением», но в результате теперь оказалось, что для того, чтобы приехать по тревоге, требовалось больше времени, и, естественно, имущественные потери увеличились. Потом случился финансовый кризис, и четыре тысячи пятьсот пожарных было уволено. В этот период, скажем, Южный Бронкс потерял более сотни тысяч квартир, а городским властям ничего не оставалось, как только снести их и убрать мусор. Если ты поедешь в такие районы, как Браунсвилль или Бронкс, то увидишь, что линия горизонта там выглядит, словно рот старика, — одни пустоты. В этом-то и состоит весь трюк. Последние шесть-семь лет происходит колоссальная спекуляция имуществом. Иногда участки переходят из рук в руки по два-три раза в год. То, что раньше стоило шестьдесят — семьдесят тысяч, уже продается за триста и будет еще дороже, а пустые участки и сейчас стоят больше, чем застроенные. Нужно добавить, Марти, что большинством этих участков владеют городские власти. Но это означает для них потери в сумме налогов, поэтому начало акционерной распродажи становится лишь вопросом времени. Появятся расторопные ребята, и Южный Бронкс переживет свой ренессанс.
— Я не понимаю, какое отношение это имеет ко мне, — заметил Бленкс. — На Холмах Джексона нет никаких сгоревших зданий и никаких пустующих территорий. Мы говорим о двухстах сорока квартирах, в которых живут люди.
Пол О’Брейн поднял свой стакан в знак почтения к Мартину Бленксу и допил оставшееся в нем ирландское виски. Его уши и горло на какое-то мгновение загорелись, потом алкоголь проник в кровь, и тут же, твердой рукой он снова наполнил оба стакана.
— Главное, что я хочу подчеркнуть, — это разницу между застроенной и незастроенной территориями. Незастроенный участок стоит дороже, чем тот, на котором живут. Обычное явление. Самое лучшее для тебя — купить участок с хорошим, но нежилым зданием. Это именно то, к чему надо стремиться.
Бленкс, прикладываясь к стакану, одновременно обдумывал только что услышанную информацию. Он не сомневался, что правильно вложил деньги, но тем не менее вопросы оставались.
— Ну, а что будут делать фараоны, если мы начнем запугивать жильцов? Нам же надо будет угрожать живым людям. Фараоны что, будут стоять рядом и молча взирать на происходящее?
Пол О’Брейн пожал плечами.