Укрощение демонов (СИ)

Выплеснувшийся в кровь адреналин ускорил восстановление его организма. Рука его сама собой вскинулась навстречу стремительно ползущему на него существу, с хрустом сжала и раздавила его шейные позвонки. Мерзко пахнущая темная кровь брызнула Габриэлю в лицо, заставив его недовольно скривиться. Остальные твари, поглощенные пожиранием Тедди — вернее, того, что от него осталось — повернулись, оживленно заворчали при виде свежей добычи. Вид их был не менее омерзителен, чем запах: трупные пятна на синюшной коже, ввалившиеся, подернутые пеленой смерти глаза, всклокоченные волосы, грязная рвань вместо одежды. С бескровных губ капала пена, точно у бешеных животных. Двигались они невероятно быстро, но все же медленнее, чем обычные Истинные, и уж тем более — Палач. Вскочив и попутно порадовавшись тому, что ко всем его членам вернулась былая подвижность, Габриэль отшвырнул кинувшегося на него вурдалака, оскалил клыки, словно предупреждая остальных: не подходи! Те нерешительно замерли, толпясь у дальней стены и буравя его голодными взглядами. ‘Да их тут десятка два, не меньше’, - прикинул он, быстро оценив обстановку. Похоже, отверстие люка над его головой было единственным выходом из просторного подвального помещения. Вскарабкаться по гладким бетонным стенам для истощенных от голода вурдалаков было задачей неосуществимой, но вполне выполнимой для Палача. Лишь бы не кинулись всем скопом, подумал он, глядя в их горящие во тьме глаза. Пригнувшись, твари окружали его с двух сторон, отрезая все пути к отступлению. Словно было куда отступать…

Первой на него бросилась тощая девчонка с копной некогда роскошных, огненно-рыжих, а теперь — грязных и спутанных, волос; он сломал ее пополам, точно соломенную куклу, но остальные, как он и опасался, навалились на него все разом. Он свернул шею одному, вспорол глотку второму и успел размазать о стену третьего до того, как острые зубы и когти добрались до его тела. Взревев скорее от ярости, чем от боли, он молниеносно взвился в воздух и, перемахнув через головы тварей, приземлился с другой стороны. Прежде, чем вурдалаки опомнились, еще двое из них замертво рухнули на залитый кровью пол. Четырнадцать. Их осталось четырнадцать.

Утробно рыча, мужчина в обрывках дорогого костюма попытался вцепиться ему в горло; Габриэль едва оторвал его от себя, попутно расшвыривая налипших на него, точно пиявки, тварей. Чьи-то длинные черные когти полоснули его по животу — рана была глубокой, но успела затянуться прежде, чем Палач начал терять внутренности.

Габриэль почувствовал, что самообладание покидает его. Страха не было — но где-то в самой глубине его существа поднял голову гнев, несокрушимый и всеобъемлющий, сметающий все препоны разума на своем пути. И гнев этот приказывал ему убить, растерзать, порвать на куски ничтожеств, посмевших покуситься на его бессмертие.

Вокруг буквально ‘фонило’ от одного-единственного чувства, одного-единственного желания, обуревающего тварей. Их терзал голод. У иных в глазах еще были различимы проблески сознания, того немного, что оставалось в них от разумных существ — но большая часть вурдалаков не были ни людьми, ни Истинными, застряв где-то на стадии тупых, кровожадных животных. Создавать их было непростительной глупостью и величайшей жестокостью. Уже за одно это Элиан Асгардис заслуживал смерти.

— Д…дай, — почти умоляюще проскулила молодая женщина с перекошенным от жажды лицом, протягивая к нему руки, точно прося подаяния. Палач застыл, не в силах оторвать от нее взгляда. Остальные двинулись вперед, наползая на него одной шевелящейся волной.

Габриэль закрыл глаза, собирая все свои силы воедино. Пирокинез был его отличительным даром, врожденным талантом, которому завидовал не один Палач. Правда, прибегал он к нему в крайних случаях — слишком много сил уходило на сотворение огня. А сейчас у него даже не было времени как следует сконцентрироваться…

Скрюченные жилистые руки потянулись к его шее, скребя когтями по одежде, цепляясь за длинные волосы. Радостно оскаленные пасти приблизились к лицу…

В следующее мгновение в черных глазах тварей распустились огненные цветы. Ревущая стена пламени взметнулась между Палачом и вурдалаками и, покорная его воле, устремилась им навстречу, точно вздыбленная волна прибоя. Они даже не успели сообразить, что произошло: огонь обратил их тела в пепел в какие-то доли секунды и ударился о противоположную стену. Огненные клубы устремились к потолку. Жар огня опалил лицо Габриэля, напомнив ему о том, что нужно выбираться, и как можно скорее. Было бы глупо погибнуть от собственного же оружия.