Она едва успела занести руку, чтобы постучать, как дверь словно сама собой распахнулась. За дверью обнаружился Габриэль, судя по всему, только что вышедший из душа — скромных размеров полотенце небрежно обтягивало его бедра, грозя вот-вот свалиться к его ногам. Чарли, давно вышедшая из того возраста, когда вид обнаженного мужского тела бросает в краску, на мгновение остолбенела, не в силах оторвать взгляда от представшей ему красоты. Габриэль был великолепен и в своем мрачном черном плаще с мечом на боку, но сейчас, практически нагой, с влажными, прилипшими ко лбу волосами и капельками воды по всему своему идеально сложенному телу — от широких плеч и сильных рук до узкой талии и длинных мускулистых ног, он был подобен прекрасному мифическому божеству, по какому-то недоразумению очутившемуся в мире смертных. Дыхание у Чарли перехватило, все мысли враз улетучились, а сердце из груди переместилось куда-то в низ живота, наполнив его тяжелой пульсацией.
— Я думал, это Каин, — бесстрастно произнес Габриэль.
— Я, видимо, не вовремя… — пробормотала Чарли, невольно делая шаг назад.
— Все в порядке, проходи. Ты мне не помешала.
Он посторонился, пропуская ее в комнату, и она покорно вошла на ставших ватными ногах; наверное, за всю свою врачебную практику она не испытывала такого дикого смятения. И — из-за кого? Из-за мужчины!
‘Прекрати, Шарлотта’, - мысленно одернула она себя. — ‘Словно никогда голого мужика не видела…’
Она окинула комнату быстрым взглядом — широкая кровать, застеленная роскошным шелковым покрывалом насыщенно-бордового цвета с золотым узором, изысканное трюмо, стилизованная под старину мебель, плотные темные шторы на окнах. Даже под внушительным слоем пыли убранство спальни производило впечатление. Вряд ли ее обставляла Яна — судя по выбранной цветовой палитре, дизайнером тут поработал Каин.
— Красиво, — заметила Чарли, поворачиваясь к неслышно подошедшему Габриэлю. Ноздри ее защекотал тонкий, чуть горьковатый аромат его кожи — будь она кошкой, то, наверное, уже каталась бы по ковру, громко мурлыча от удовольствия. Все в нем действовало на нее, как наркотик — его голос, его взгляд, его тело, его запах… И, должно быть, все ее эмоции отразились на ее лице, потому что скулы невозмутимого, как индеец, Палача, тоже едва заметно порозовели.
— А я думала, ты и в душе свои перчатки не снимаешь, — добавила она, взглянув на его ладони с длинными, как у пианиста, пальцами.
— Там я могу не опасаться, что кого-нибудь случайно коснусь, — пояснил он без тени улыбки.
— Чужие мысли и чувства действительно настолько неприятны?
— Я бы так не сказал. Но это дезориентирует и сбивает с толку — приходится много сил тратить на ‘экранирование’. Мне хватает и того, что я и без тактильного контакта улавливаю эмоциональных фон окружающих. Стоит лишь им ко мне приблизиться.
— И… и сейчас — тоже?
— Что?
— Меня ты сейчас тоже чувствуешь?
— О да, — ответил он как-то слишком быстро.
Чарли почувствовала, что у нее начинают пламенеть уши.
— Я… эм-м… я, знаешь, лучше пойду… Зайду попозже.
Она торопливо двинулась к двери, ощущая себя отступающим с поля боя трусом, но Габриэль ухватил ее за локоть и рывком развернул к себе. Чарли едва не впечаталась носом в его обнаженную рельефную грудь.
— Постой. Ты так и не сказала, зачем пришла, — заметил он, не отпуская ее руки. Она подняла на него глаза, невольно отметив, насколько он высок.
— Мы с Яной хотели пройтись по магазинам. Прикупить кое-какой одежды. Сам видишь, в чем я хожу…
— Вижу. По-моему, тебе очень даже к лицу.
— Что? — недоверчиво переспросила она, решив, что ослышалась.
— Я не смогу тебя убить, — вдруг совершенно не к месту произнес он, и в его удивительных хризолитовых глазах отразилось отчаяние, разом сорвавшее маску невозмутимости с его лица.
Чарли не стала уточнять, что он имел в виду — ей и так все было ясно. Как она и опасалась, он получил приказ от нее избавиться. И на что она только надеялась? Он — палач, а она — жертва, безнадежно очарованная красотой своего убийцы. Беззащитный кролик, каменеющий под гипнотическим взглядом удава. Ее участь предрешена, и никто ей не мог помочь.
— Мне жаль, — добавил он тихо, и только сейчас она осознала, что его пальцы скользят по ее щеке, лаская и успокаивая, а, быть может, прося прощения за то, что ему предстояло сделать. Он был без перчаток, но все равно прикасался к ней — почему?
— Сейчас? — спросила она упавшим до шепота голосом.
‘Пусть это будет быстро, пожалуйста’, - добавила она мысленно, и он вздрогнул, словно эта мысль причинила ему боль.