Вельзевул внимательно посмотрел на Сару и, принимая всерьез ее притворство, сказал уныло:
— Ты права, последнее время я почти не выходил на улицу. Усталость моя свыше всякой меры.
Его бледное лицо и в целом несчастный вид едва не понудил Сару открыться ему, а она без слез не могла видеть его таким, но вместо этого, опасаясь последствий, она нашла слова утешения. Впрочем, эти слова мало что значили, поскольку исходили от человека, которого ничто не могло побудить к откровенности. Когда они вдвоем обедали, Сара внимательно посмотрела на Вельзевула, который всем своим видом выражал недовольство, в ту минуту, возвысив тон, он сказал: «Ты сама не понимаешь своего счастья». У Сары было возражение, но сказать: «Все зависит от тебя» она не смогла оттого, что внезапно ощутила присутствие дьявола и этим встревоженная, она помрачнела и задумалась. У нее было какое-то предчувствие, что отдавшись Вельзевулу она сблизиться с дьяволом, а ведь он, скажем прямо, женоненавистник. Эта мысль, как булавочный укол, причинила ей острую, ноющую боль.
13. На другой день после того, как Вельзевул пожаловался на изматывающую его усталость, Сара удвоила свои заботы, в них нежность истекала медом. После позднего завтрака, за которым он то и дело кашлял, Вельзевул сказал, что чувствует слабость в теле и лег на удобном старинном диване, обитом серым миткалем в мелкий узор. Сара укрыла его шерстяным пледом и села в кресло напротив него. Она спросила, не хочет ли он послушать прекрасные стихи, умолчав, что все они о любви. Прочтя избирательно пять или шесть стихотворений, она направила разговор на тему, ее волновавшую, говорила неуверенно, путано, пока не спросила прямо:
— Скажи, любишь ли ты меня хоть немного?
Вельзевул избавил себя от труда отвечать на этот вопрос. Он кивнул и минутой позже сказал:
— Дай мне таблетку Адвила, голова болит.
— Может быть, позже ты полюбишь меня, когда поймешь какая я хорошая и увидишь, как я стараюсь сделать тебя довольным, — сказала Сара, обращаясь к Вельзевулу, но не глядя на него.