Укрощение красного коня

— Я не больна! — возмутилась Зоя. — Что за отсталый взгляд! Женщина — такой же строитель и соратник, как мужчина, а женщина в положении это…

— Прошу вас, давайте без речей. Ветери… Врач, в смысле, все правильно сказал: покой. Сидите. Лежите.

Зайцев остановился. Зоя, глядя на него, тоже. Зайцев глядел по сторонам. Заборы, сады, домики, утопающие в зелени по самую крышу. Потрехивали из‑за заборов собаки. Лоснились косматые морды подсолнухов. Вроде все знакомое. И вроде бы — не то.

— Мы заблудились? — оглядывалась вокруг Зоя.

Зайцев старался глядеть повыше: на том уровне, где маячили колокольни, виднелись луковки церквей. Как звезды, они могли своим расположением подсказать путнику, где он находится. Но не говорили Зайцеву ничего. Это был чужой город, каленый, пыльный, зеленый, незнакомый. Ничуть не похожий на тот единственный город, сырой каменный мешок, который Зайцев знал и любил.

— А что бы на моем месте делали вы? — задиристо прервала его размышления Зоя.

— Что?

— На моем месте. Будь вы в положении.

— Я? — несколько удивился он такому повороту. Представлять себя беременным Зайцеву до сих пор как‑то не доводилось. Но он все еще надеялся, что Зоя имеет в виду марьяжный треугольник: муж — жена — беременная любовница.

— Да, вы, — раздула ноздри Зоя. — Женщина — такой же человек, как мужчина. И между прочим, современная советская наука скоро найдет способ разделять вынашивание плода между двумя полами.

Она, как всегда, придерживалась биологических определений и мыслила глобально. Но Зайцев задумался.

— Я бы испугался.

Его простой тон застал Зою врасплох.

Зайцев же думал: жуть какая. Невозможно разделить с другим человеком смерть — он это знал. На его руках, случалось, умирали — свои же товарищи, раненные в перестрелках, или жертвы, которых приезд милиции еще застал в живых, но ненадолго. Умирали и бандиты, подстреленные, чего уж там, им самим. Но разделить с человеком начало его жизни… Это вдруг оказалось не только возможным, оно только так и было. И Зайцев честно сказал:

— Я бы от ужаса тотчас упал на кровать, накрылся одеялом и пролежал так до того самого дня, когда врачи в положенный срок не освободили бы меня от этой тайны бытия.

Зоя уставилась на него так, как будто он вдруг заговорил по‑китайски.

Но Зайцев не дал ей разразиться речью. Вдали розовым пятном мелькнула блузка — из‑за поворота вышла женщина с ведром. Ведро было полным, женщина слегка перегнулась в сторону, но, несмотря на это, быстро уходила прочь — из‑под холщовой юбки так и мелькали белые сильные икры. Зайцев бросил Зое:

— Стойте здесь, — и ринулся за женщиной с ведром. Догнал, поравнялся. — Извините, пожалуйста, вы не знаете, в каком доме Патрикеевы живут?

Женщина остановилась, поставила ведро. Черноглазая, чернобровая. Посмотрела на Зайцева так, будто решала, покупать ей его или нет.

— Дом такой белый. Калитка синяя, — старался он припомнить детали.

— Подхорунжего дом, что ль. — Судя по тону, она решила: не куплю.

Патрикеев служил по партийной линии. Как ни мало разбирался Зайцев в должностях и званиях, но подхорунжим Патрикеев точно не был.

— Хозяин полноватый такой, кудрявый. А жена у него примерно такого роста, учительница, — подсказал он.

— Подхорунжего дом, — ответила женщина теперь уже уверенно, но еще более неприязненно. — Нет, не знаю.

И, гибко подхватив ведро, пошла дальше. Зайцев глядел ей вслед, соображая, что это значит.

— Нет, вы мне ответьте, — потребовал за спиной голос Зои. Зайцев обернулся.

— Короче! Товарищ Соколова. Я здесь ваш прямой начальник. Вы будущая мать, и этим ваша служба на данный момент определяется. Приказываю. Сидеть смирно. Смотреть на красивое. Думать о хорошем.

Зоя раскрыла рот, но перевела дух и только спросила:

— Гулять‑то можно, товарищ начальник?

— Гулять разрешаю. Прогулочным шагом. В тени. В толчею не заходить. Мальчишек и животных остерегаться. Об исполнении доложить. Задачи ясны?

— Ясны, — неохотно ответила Зоя.

— И я, черт подери, не шучу.

А потом заметил дом Патрикеевых. Беленый. С синей облупленной калиткой. Дом, в котором Патрикеева не могла ничего толком найти. Дом, который им, как многим красноармейцам — переселенцам из северных губерний, похоже, тоже «предоставили».

— Вы не хотите выслушать мои аргументы? — надменно не сдавалась Зоя.

— Нет, — вздохнул Зайцев.

* * *

Увидев в окне смеющееся солнце, Зайцев приуныл. Заскучал по серенькому тусклому ленинградскому свету. И тут же сказал себе: «Глупости».

Чем больше Зайцев разговаривал с курсантами и преподавателями, тем больше сам чувствовал себя мухой на блюдце с чем‑то липким. И ядовитым.

Или это все‑таки оттого, что он дурно и беспокойно спал с самой первой ночи здесь?

«Надоело уже», — проворчал он солнцу. Откинул простынь (от одеяла он давно отказался), дал телу немного остыть — и начал одеваться.