Укрощение красного коня

Той самой войны, где были и лошади, и отравляющие газы. Для человека военного, прошедшего ту войну, фосген был естествен и надежен, как свинчатка для хулигана или яд для ленинградской домработницы. Здесь все как раз просто.

Но ржавые гильзы… Явно никчемные. Явно слишком. Их двое, предположил Зайцев. В этом преступлении — двое. Один — ясно: убийца. И ему фосген был ой как необходим: газ дал отсрочку приговора. Помог замести следы. Отвести подозрения. Иначе — сразу бы павшие на правильного человека, осенило Зайцева. Он — тот, чья вина иначе сразу бы показалась очевидной.

И был второй. Кто знал. Или догадался. Кто подбросил гильзы на видное место. Бросил почти что из окна уходящего поезда.

Но кто?

Кандидатов — целый ККУКС.

Пока еще не различимы в своем воинственном единстве. Одинаковые галифе, одинаковые гимнастерки, одинаково заправленные кровати, одинаковое выражение на лицах, одни и те же слова. Двадцать три богатыря, в чешуе, как жар горя. Этот строй придется разбирать по бревнышку. По зернышку. На личности. Каждый курсант метил высоко. За одинаковой формой кипели личные амбиции, личные успехи, личные таланты — или зависть к ним. У личности — всегда есть мотив, почерк, примета. Есть, как обронил Артемов, свои соблазны.

Особенно в большом городе.

Зайцев раскрыл глаза.

Случайно Артемов это обронил или нет?

Подле белоногого жеребца тем временем жесты стали размашистее, голоса резче. Там закипала нешуточная ссора.

«Боже, какое уродство!» — донеслось до Зайцева. Отчетливый петербургский выговор Артемова сделался визглив. Зайцев вынул руки из карманов. Похоже, пора было занимать место в первом ряду.

— Эдак мы вовсе до шелудивых одров дойдем, товарищ Герасищев.

— Хорошо. Что именно вас не устраивает. — Товарищ Герасищев со своей короткой шеей, покрытой черными волосами, стал еще более свекольного цвета, чем был в положении «нуль». Но говорить старался спокойно.

— Вот эта именно лошадь. — Воспитанный Артемов не показывал пальцем.

— Что же не так? — в голосе Герасищева был вызов. — Это советская лошадь, из колхоза, — напыщенно объяснил он. — Доброкачественного классового происхождения.

Зайцев вспомнил жалобы товарища Кошкиной на дворняг, под видом родовитых немецких овчарок приобретенных в Германии на ценную валюту такими вот товарищами герасищевыми.

«Скажет он ему дурака или нет?» — Зайцев с интересом следил за дискуссией.

На лице Артемова появилось выражение человека с пульпитом. Будто сквозь дергающий зуб он выговорил:

— Товарищ Герасищев. Это. Брак. Очевидный. Железный. Несомненный. Брак.

— Нет, вы скажите — что не так.

— Вы все равно не поймете.

— А вы попытайтесь, — напирал Герасищев.

— Эта лошадь не годится.

— Повторю! Лошадь удовлетворительная! Из колхозного хозяйства.

Зайцев хмыкнул. Расстановка сил стала ему ясна. Знакома по множеству советских учреждений, для управления которыми требовались знания и опыт — а не только идеологическая грамотность. У старых кадров были знания, но не хватало политической благонадежности. Идеологически подкованные новые ни черта не смыслили в предмете — в том, чем им предполагалось управлять. ККУКС, судя по увиденному, не был исключением.

— Вот туда ей и дорога — в колхоз. Пахать, боронить, воду возить.

«Брак», он же «шелудивый одр», нервничал, косил налитым глазом, водил мордой, переступал ногами в белых носках. Мужичок с казацким чубом придерживал его под уздцы.

— Нет, я прошу, я требую — вы объясните! — Товарищ Герасищев налился до такого густого тона, какого Зайцев еще не видел в природе. — Это почему же вы считаете, я не пойму?

— Потому что эти знания я приобретал в течение многих лет. А вы думаете, что все можно усвоить за три минуты. Кратким курсом.

— Объясните, — нехорошим тоном начал красный специалист.

Но Артемов только махнул рукой.

— Если требуется объяснять, товарищ Герасищев, значит, объяснять — не требуется.

— Есть мнение, что вами движут другие мотивы.

— Это какие же?

— Вы саботируете замену лошадей. Вам ничего не нравится!

— Если вы имеете в виду, что я настаиваю не выводить наших рысаков в завод, то да, это верно. Заменять наших лошадей местными тем более не вижу смысла.

— Модест Петрович! — завопил свекольный ему вслед.

Зайцев вспомнил мальчишек, облепивших «Форд». Артемов и Герасищев только думали, что один из них «новый», а другой — «старый». На самом деле оба принадлежали прошлому. О прошлом спорили. Сам их спор был давно мертв. Будущее — со всем пылом мальчишеской энергии — свой выбор уже сделало. В пользу дутых шин, подвесок, фар, трансмиссий, лакированных крыльев и бензина.

Внезапно по группе военных словно пронесся ледяной ветерок — всех будто морозцем прихватило. Взгляды обратились на коренастого человека, шариком вкатившегося между спорщиками.

— Так берете коня? Или нет? — со злобой не выдержал чубатый, дернув своего коня за уздцы.

— Берем. Берем, — распорядился этот третий.