И опять многозначительно умолк.
— Хватит спотыкаться уже. Чего там? Короче!
— Короче. Шестерых по ее показаниям к вышке приговорили и в тот же день — чпок. Остальным — четвертачок строгого. Знаешь, как с такими после чубаровского дела. Ускоренное судопроизводство. Показательная строгость закона. А потом суть да дело, туда‑сюда — выяснилось, что одного из расстрелянных даже и в городе в день нападения не было.
Зайцев похолодел. Один из тех, кого он сам отобрал по фотоснимкам. Вот тебе и рука судьбы. Он невольно опустил взгляд на собственные руки.
— Да ну. Может, был.
— Нет, точно не был. Есть билеты железнодорожные, и свидетелей толпа: был на слете рабочей молодежи в Луге.
Зайцеву стало холодно и тошно.
— Может, это с билетами ошибочка. И свидетели — много там они помнят, в толпе‑то.
— Могло быть. Только кадр этот на слете докладчиком был. Не проморгаешь.
— Это который же?
«Не хочу знать, не хочу знать!» — лихорадочно думал он. И говорил спокойно Самойлову:
— Я помню рожи на карточках: хулиганье, пробу некуда ставить. Таких не на слет отправлять, а куда Макар телят не гонял.
— И я так думал. А оно вон как вышло. Рожа овечья, а душа человечья.
— Чего ж теперь будет?
— А ничего. Я тебе просто так рассказываю. Из злого удивления, блин, перед жизнью. Не будет ничего.
— Как это?
— Повезло нам с тобой. А главное, девочке той. Если это можно назвать везением — пусть ходит теперь с мыслью, что жизнь загубила невиновную. Ладно. Брехня это все философская. А трепаться некогда. Ты давай тоже подключайся. Тут у всех под задницей горит. Говорю же: повезло нам — такое началось… Всех под ружье поставили. Как раз летучка вот‑вот. По операции «Весна». Тебя просветят.
— Все свободны, — объявил Коптельцев. — За работу, товарищи.
Застучали отодвигаемые стулья.
Зайцев смотрел на свой список. Фиолетовые строчки: имена и адреса.
Так вот почему Коптельцев тогда финтил с этим делом Жемчужного. То палки в колеса вставлял, то выпульнул Зайцева в Новочеркасск. Операция была секретной, и роль ККУКСа в ней была еще не ясна. Операция, которая родилась в морозной голове товарища Тухачевского. Чистить армию от «настроений». Нет человека — нет настроения. Так вот почему ККУКС спешно переехал из Ленинграда.
От листков на пальцах Зайцева осталась фиолетовая пыльца. Ему выдали район бывших Морских улиц, Большой и Малой. Фиолетовые буквы липли к пальцам, он чувствовал испарину и на лбу. Как в южном сне, из которого с усилием просыпаешься — и, осмотревшись, обнаруживаешь, что все‑таки не проснулся.
Карьера или честь? Нет, хуже и проще — жизнь или честь. «Разрешите выйти из строя. Лошадь ждет». Зайцев вытер ладонь о брюки. Шаркали голоса, грохотали шаги. Зайцев остался сидеть.
— Вася, приклеился? — позвал Крачкин.
— Догоню.
Коптельцев с неудовольствием ждал на своем председательском месте. Зайцев не двигался, не сводил с него глаз.
— У вас вопросы, товарищ Зайцев? — спросил он тоном, явно дававшим понять, что вопросы ни к чему.
Неужели он не решится? Коптельцев смотрел глазками‑буравчиками.
— Есть пара.
— А не должно. — Коптельцев нарочито деловито стал собирать бумажки, ровнять листки. — Процедура ареста обычная. Сотни раз проделанная. Замнешься, не будешь знать чего‑то и как — кивни помощникам, подскажут.
«Помощники» — молодцы из ГПУ. Арестовывают всегда двое, лучше — трое. Мильтоны им только зачем?
— Чего, помощники сами не справляются?
— Им кадров не хватает. Большая операция, «Весна» эта. Покрываем недостаток человекосил. Протягиваем товарищескую руку.
— А только мое дело — бандитов ловить.
— Это и есть бандиты. В своем роде.
— Пока что, — тряхнул списком Зайцев. — Они просто советские граждане.
— Которые в любой момент могут стать террористами. Бывшие царские офицеры.
— Это не уголовное преступление.
— Я, Вася, чего‑то не понял? Ты споришь? Поможем коллегам сейчас — нам же меньше забот в будущем. Это не нам решать, преступники они или нет. Операция санкционирована товарищем Тухачевским. Ему лучше знать, кто там в армии преступник, а кто не преступник.
Липкая испарина кошмара, от которого думал, что проснулся. А на самом деле — нет.
И выбрать придется. Не тогда, так сейчас.
Зайцев держал список. Фамилии, фамилии. Свернул в трубку. Развернул.
Бросил список на стол. Коптельцев приоткрыл ротик — дырка среди толстых щек.
— Меня ждет лошадь, — только и сказал Зайцев.
— Какая лошадь? Ты что, спятил? В самоволку? — заорал Коптельцев вслед. — Да я тебя самого…
Зайцев взялся за дверную ручку и спокойно ответил, не поворачиваясь:
— Пряник. Такая лошадь. Дело особой важности. Забыл? Вот и я — нет.
У двери точно топтались два «помощника» в фуражках с голубым околышем.
— Товарищ! Вы Зайцев? — бросились они к нему. — А мы уж думали, перепутали что.
Славные такие. Крепкие и розовые, как два подосиновика.
— Может, и перепутали. Я что‑то не в курсе, что вы ждете. Вам не ко мне.
— Точно‑точно. Вас ждем.
Они устремились за ним. Зайцев остановился.
— Вон дверку видите. Товарищ Коптельцев там заседает. Вам к нему. Товарищи.
На крыльце он чуть не налетел на Крачкина.
— Вася!