– Нет, миледи, – быстро ответил парнишка. – Я не смогу сегодня спать на повозке, потому что Уна наверняка убьет меня во сне за мое поведение прошлой ночью.
– А что ты сделал?
– Я… – Он надолго замолчал. Даже в полумраке Мерри увидела, как его лицо исказила гримаса отвращения к самому себе. Ему потребовалось время, чтобы набраться смелости и честно сказать: – Я плохо помню, но боюсь, я хотел заставить ее… – Больше он не смог вымолвить ни слова, только опустил голову и ожесточенно ею замотал.
– О чем же ты думал, Годфри?
– Я вообще не думал, – выпалил он и хрипло вздохнул. – Иначе я никогда не позволил бы себе… Если честно, миледи, я сам не могу понять, что на меня нашло. Я просто… – Он замолчал, так и не найдя подходящих слов, и с совершенно несчастным видом отвернулся.
– Вы скажете Уне, что я очень жалею о случившемся? Клянусь, я никогда не допустил бы ничего подобного, если бы был в своем уме.
– Думаю, ты должен сказать ей все это сам.
– Да она и разговаривать со мной не захочет.
– Нет, она знает, что ты болен, и примет твои извинения.
– Да, приму.
– Я видела, как вы направились сюда, – сказала она, – и решила удостовериться, что все в порядке. Мало ли, вдруг у парня опять с головой проблемы и он решит напасть на вас. Тогда лэрд уж точно сломает ему шею.
– Уна, мне так жаль, – начал Годфри, но служанка взмахом руки призвала его к молчанию.
– Я все слышала. И на первый раз прощаю. Можешь спать в повозке, но только не думай о том, чтобы использовать клеймор, который ты прячешь в брэ.
– Пошли, – сказала Мерри, – тебе надо встать с мокрой земли и залезть в повозку.
– Да, миледи. – Он вылез из-под одеяла и пополз на четвереньках, волоча одеяло за собой.
– Там есть шкуры и несколько одеял. С ним будет все в порядке.