Он уже изнервничался весь, мучаясь, что позволил себе влезть в связь князя и духа огня, которого тот призвал, заключив в смертное тело. Что вылез со своей как обычно неуклюжей помощью, что что-нибудь напутал в снадобье, и помощь обернется лишь несварением желудка…
— Знаешь, — раздался отстраненный прохладный голос, и мальчик закусил губу, отчаянно повторяя про себя урок.
Держать голову прямо. Держать голову прямо! Держать голову…
— Из тебя на самом деле получится очень хороший лекарь! — произнес Аман, отсутствующе глядя в окно, и мелкими глотками выцеживая напиток. — Только… тебе впрямь стоит быть по-настойчивее…
— Как вы?
— Хотя бы как я… — опять согласился Амани, — Иди же спать, морока!
Тарик взметнулся с ковра и унесся прочь с абсолютно счастливой улыбкой.
Аман тоже не смог сдержать улыбки — мальчишка просто неподражаем! Такое блаженное состояние и сыграть-то невозможно, но при определенных усилиях толк из него выйдет… Поймав себя на этой мысли, юноша вначале удивился, а потом с усмешкой пожал плечами: Тарик назвал его своим наставником, а Амани привык тщательно подходить к решению какого бы то ни было вопроса, помимо того, что он так и не придумал, как разрешить конкретно эту задачу.
Собственно, ответ стал напрашиваться сам собой, когда вернулся князь, ведь Амир не только глава клана, но и единственный старший родич в пределах досягаемости. Естественно, что говорить о мальчике и о лишней головной боли, которую тот подкинул, необходимо именно с ним… Но при упоминании о князе, улыбка ручейком стекла с губ юноши, и если бы он мог видеть себя сейчас со стороны, то сам поразился бы какая безнадежная тоска затянула холодным облаком черные очи: мужчине не понадобилось железа, чтобы выжечь на нем свое клеймо, потому что просто забыть случившееся не получится при всем желании! Да и есть ли оно…
От того, что произошло никуда не деться, и не в том дело, что противник снова хитро подловил его в мгновение замешательства и растерянности. В том, что князь не отступится от своих намерений в отношении Амани, новостью для последнего не являлось, и раздражения не вызывало, скорее боевой азарт. Он был готов к дальнейшему противостоянию.
И даже не в том суть, что тело юноши бурно отозвалось на близость мужчины: в конце концов, он молод, кровь в жилах горяча и нет ничего странного в том, что после долгого воздержания, от любой мелочи она способна взыграть молодым вином, прорвавшим вдруг худой мех! Тем более что князь Амир объективно хорош собой: высокий, статный мужчина в самом расцвете сил, с профилем, какой не увидишь на монетах. Его осанка, взгляд, движения — в своей сдержанности исполнены величия и горделивой грации царственного хищника, чье превосходство не нуждается в ежечасном самоутверждении. Его глаза горчат как кофе, но в них порой разгораются опасные желтоватые огненные язычки, а в низком густом голосе слышны не только ласкающие мурлычущие нотки, но и отголосок грозного рыка… — Аман с усилием отогнал воспоминание о том, каково было очутиться во власти сильных, но оттого не менее чутких рук.
По большому счету, не учитывая все прочие условия, перспектива разделить ложе с князем — по определению не могла вызвать отвращения, а для раба такого рода вовсе была бы счастьем и мечтой! Так что не в мужчине крылась причина, почему Аман не находил себе места, да и не в нем самом, а в этих немаловажных «условиях»…
Дрогнули в подобии улыбки уголки занемевших будто от мороза губ: он досконально знал правила игры, которая составляла его жизнь. Он мог просчитать и рассчитать то, что собирался в ней изменить… Только, при любом развитии событий, поцелуев как-то не предусматривалось!
И не могло быть! Целуют, благословляя, детей, матерей, благодаря за святой их долг. Целуют невест, скрепляя священный союз, жен в миг зарождения новой жизни и появления ее на свет… А вот о безумцах лезть с поцелуями к рабам, слышать почему-то не приходилось!
Конечно! Целовать то, куда засовывал член! Или не засовывал, но явно поусердствовал кто-то другой… Кхарам! Не то чтобы вопросы чистоты когда-либо волновали прекрасного наложника, но от определенных особенностей его существования было никуда не деться.
И все же вот он, первый поцелуй, и руки обвивающие плечи, и голос, каждым словом повергающий во прах скрижали из надуманных правил…
Так что тогда? Какие сомнения до сих пор, несмотря на средство Тарика, на свои же убеждения себя же, — не давали сомкнуть глаз, и все такой же вопиюще растрепанный Аман усталым жестом поприветствовал полупустой чашей первые рассеянные лучи грядущего рассвета. Его первый поцелуй…
Да, не с тем, от кого мечталось получить его такими же бессонными ночами, отдавая полный отчет о всей бесплодности надежд. С другой стороны, что было — то прошло. И будет ли еще — решение вручено ему господином третьим по счету невиданным даром, превзошедшим все предыдущие.
Потому что то, что было этим вечером не вырвешь ни плеткой, ни клеймом, ни притворством… Ради игры таким не поступаются!