Укрощение огня

Или наоборот, от впечатлений не смогут закрыться до скончания их дней! — последняя мысль заставила юношу злорадно улыбнуться, понемногу возвращая настроение в нужное русло.

Правда, кажется эту его улыбку оценили не совсем верно:

— Аман, может к пиру тебе что-то надо из… от… или твоих снадобий у Сахара попросить? — Луджин похоже лихорадочно соображал, что такое может предложить, чтобы отвлечь Ас-саталь от его явно кровожадных планов, и неловко умолк внезапно для себя открыв, что похоже благодаря княжей звезде буквально за 2 дня научился видеть двусмысленность в любых словах и фразах.

Кадер же оказался более удачливым, потому что в самом деле тут же встревожился о танце юноши, на подготовку которого они потратили столько времени:

— ДА! — мужчина мгновенно преобразился, глядя на Амани такими же горящими глазами. — Все у тебя хорошо и даже лучше, но теперь мы сможем сделать и то, о чем думал я… Звезды во истину с тобой, дешадаб! С Джавдатом и Джинаном приехали Хисеин и Салех, и они уже ждут… но времени мало!!

— Времени нет! — только уточнил Аман, буквально срываясь на бег вслед за напарником и тем же молчаливым Исханом.

Провожая странную троицу взглядом, обескураженный Луджин вслед за несчастным Тариком, пришел к выводу, что наверное и он тоже не зря не подошел в ученики дядюшке Седому лису, знатоку не только человеческих тел, но и помыслов. Если первую часть беседы молодой человек еще понял, и от души хотел предостеречь друга от вмешательства в подковерные битвы, да еще в чуждом ему месте… то окончание разговора заставило его к тому же понять, что в настоящие поэты — будь то музыка, танец, либо пресловутые стихи — он не годится тоже! Он еще вполне в своем уме.

«Зато, — неунывающе определил Луджин, — более талантливого зрителя, слушателя и так далее, просто не найти!»

А зритель, само собой не должен быть единственным!

«Ну, может, и должен, — в некоторых особых случаях…» — Луджин покраснел.

Не обязательно обладать исключительным талантом, чтобы видеть сокрытое. Порой достаточно влюбленного сердца, которое нашептывает подсказки и приметы… А сердце истинно любящее, не способно осуждать такое же чувство.

Парень мудро не стал лезть туда, куда его не приглашали, но в предвкушении потирая руки, поторопился осчастливить каждого встречного и невстречного известием, что сегодня вечером им всем предстоит увидеть что-то грандиозное!

32

Множество драгоценных дворцов возвели от начала времен человеческие руки, а возведут еще больше, но ни одному из них не сравниться красотой и величием с творением Аллаха, создавшего этот мир! Войнам не пристало валяться на камчовых подушках, подобно одалискам, да и не гоже делить братьев по оружию на тех, кто достоин сидеть за одной трапезой, а кто нет. Каменные уступы стали пиршественными ложами, хотя подушки и камча на них все же были… Красные разводы скал сменили собой соревнующиеся с ними твердостью крепостью стены, а расшитое самоцветами звезд чернильное полотнище небосвода над головами пирующих — простерлось сводом кровли, дивный узор которой не дано повторить ни одному мастеру.

Бронзовые чаши пылали, освещая выжженные солнцем пустыни лица свободных воинов: от князя в тяжелом золотом оплечье до самого простого из них, чье достояние — сабля да конь и две переметные сумы с их немудреным содержимым. От Седого Лиса неторопливо беседующего с пожилым хранителем библиотеки, до безусого юнца, неделю назад прошедшего свой первый бой. Они все были здесь — те, кто ведут в сражение и те, кто за ними следует, те, кто говорят на равных с правителями на переговорах, и те, кто изо дня в день несет свою службу в дозорах или на крепостной стене, те, кто не брезгует промышлять караванами, лихие рубаки в шрамах, и те, кто следит за устоями клана, направляя его повседневную жизнь и хранит ведущих хозяйство женщин и их детей…

До поры незамеченный, Аман стоял на ступеньках, смотрел и думал: уж конечно, грядущий миг своего триумфа он продумал до мелочей, потому что если речь идет именно о триумфе, то мелочей не бывает, ведь хороший полководец тоже не полагается лишь на удачу… Но наверное только в этот момент он до конца прочувствовал дух твердыни и понял душу этих людей!

Амир мог играть с ним в шахматы, собирать книги и смеяться шутке какого-то мужчины, сидевшего от него по левую руку. Кадер — поэт каких мало, Луджин — рубаха-парень, мечтающий о своей невесте, даже лекарь Фархад беспокоился о том, чтобы у Аленького цветочка не осталось шрамов от когтей пантерыша… Но это здесь! А там — во всем остальном мире, мире вне клана, — Амир становится Черным Мансуром, добрый и чуткий Сахар тщательно отбирает и сортирует яды, и даже блаженный Тарик скорее сдохнет, вцепившись в глотку врага, чем проведет кого-нибудь тайными тропами в горах…