Укрощение рыжего чудовища

В этом действии часто меняются декорации, настроение героев и события.

Из суфлёрской будки – рабочим сцены: «Ну, потерпите, миленькие. Я понимаю, что вас задолбало декорации туда-сюда таскать. Но такой уж тут у автора поворот сюжета. Коньяк за мной! – А далее шёпотом: Надеюсь, Шекспир простит».

– Варвара Глебовна! – В восклицании Зои Анатольевны соединились изумление, негодование и жалость. – Да что же это… Да как же это…

Варя обернулась, так и не успев натянуть брюки от хирургического костюма. Она переодевалась в небольшой комнате, смежной с кабинетом. Медсестра, уперев руки в пышные бедра, смотрела как раз на бёдра Вари, еще не прикрытые штанами.

– Варвара Глебовна… Варенька… – В нарушение всякой субординации горячо заговорила она. – Девочка, да разве же можно позволять так? Кто этот паскудник, у которого рука на женщину поднялась? Куда отец с братом смотрят?! Кто он, Варя? Кто тебя бьёт?!

Варя опустила взгляд, чтобы посмотреть, что же вызвало такую реакцию у медсестры. На белой коже с внутренней стороны бёдер красовались синяки. Она перестала обращать внимание… или забыла. Или ей просто это нравилось.

– Не бьёт меня никто, Зоя Анатольевна. Это… от другого.

И тут Варя почувствовала, что краснеет. Поспешно схватилась за брюки, неловко стала натягивать, не попадая в штанины. Медсестра усмехнулась.

– От другого, значит. Вот же у кого-то ума совсем нет. Зато силушки богатырской не меряно.

– Да это у меня кожа такая… – Варя наконец натянула штаны. – Чуть тронь – сразу синяк. Сосуды слабые.

– Сосуды, угу… – протянула Зоя Анатольевна. И вдруг, придя к каким-то своим выводам: – А не Тихий ли это часом, Варвара Глебовна?

Собственно, это не касалось никого, кроме самой Вари. И уж Зои Анатольевны точно не касалось. Но Варя не смогла осадить медсестру, которую очень уважала и ценила. И не промолчала почему-то. А сказала негромко:

– Да. Он.

– Вот так я и знала! – всплеснула руками Волгина. – Руки его, видать, как с первого раза к вам приклеились, так отлепить и не смог. А вы всё одно это ему не позволяйте. Что ж Тихон Аристархович совсем не понимает, что с его лапищами и комплекцией с девушками нежнее надо как-то?

О, нет. Тихон Аристархович всё прекрасно понимал. И как быть нежным. И страстным. И как завести Варю одним взглядом. И как довести до оргазма в совершенно неподходящих для этого местах. Прямо в коридоре у входной двери. В машине. И даже в отдельном кабинете ресторана «ТинЪ».

Спасало Варю только одно – он давал ей продышаться. Если бы их встречи были чаще – она бы точно пропала. А так успевала собрать эмоции в кучу, поставить голову на место и вообще привести себя в форму. Чтобы к следующей встрече снова потерять всё: выдержку, хладнокровие, себя. Потерять сладко, бездумно, не сожалея.

Именно благодаря этим паузам она сумела даже поставить себе диагноз. К двадцати семи годам она наконец-то созрела как женщина. Физически, с точки зрения физиологии, Варвара стала женщиной в двадцать. Но тогда, в двадцать, всё удовольствие от секса лежало в плоскости эмоций. Тогда она любила, и это заменяла всё, и облекало интим с Юрой в то, чего на самом деле не было и в помине. Нет, ей, конечно, было приятно целоваться, обниматься с ним, чувствовать его внутри – после того, как привыкла. Но оргазмы – нет, не было даже и близко. Но тогда ей хватало эмоций от близости с тем, кого она так любила. Хватало осознания того, что ему хорошо, что он получает от секса с ней наслаждение. А потом, когда они расстались, у Вари в жизни вообще на какое-то время воцарился половой покой – не хотелось ничего. А потом она открыла для себя необременительную прелесть шалостей в ванной. Свой первый в жизни оргазм Варя организовала себе сама. И с тех пор регулярно это практиковала. Так проще.

Так было проще. До Тихого. До Тихона Аристарховича. До Тиши.

Что он разбудил в ней? Как у него это получилось? Тут Варя встала в тупик. Но результат признала. Именно он чиркнул спичкой и пламя занялось. Она стала женщиной. Женщиной, которая знает, чего хочет в постели. И знает, как это получить. В ее случае цель и средство совпали в одном человеке. Тихон. Тиша. Тишка.

Она загоралась от прикосновения. От взгляда. От голоса в телефоне. У нее отказывали все тормоза, срывало все стоп-краны, напрочь сносило наклеенные обществом бирки «приличные девочки так не делают». Она делала всё, что ей хотелось сделать с ним. И позволяла ему всё.