Укрощение рыжего чудовища

Прорывается острое желание ударить. В низ живота, в пах, в эту неприкрытую демонстрацию его подлости и предательства. Чтобы согнулся пополам от такой же острой боли, которая сейчас не дает дышать ей. Ударить. А потом еще за затылок схватить и коленом в лицо, чтобы сломать нос – как Коля учил. Чтобы захлебнулся собственной горячей кровью. Чтобы… чтобы…

Вместо этого она со всего размаху отвешивает ему звонкую пощёчину. Как девочка. Как долбаная девочка!

У Тихона дёрнулась голова. На какое-то мгновение Варе показалось, что он сейчас ударит ее в ответ – так темно и страшно полыхнули его глаза. Выдохнул сквозь сжатые зубы. Сжал в кулак руку, что упиралась в дверной косяк.

– Добавка будет?

Вторая оплеуха отметила другую щёку. У него снова дёрнулась голова.

– Третий раз ударишь – дам сдачи.

Третьей пощёчины Тихон не дождался. Лишь натянутая до звона спина и нимб взметнувшихся рыже-золотых волос.

Из авторской суфлёрской будки показывается лохматая голова, оглядывает замерший в потрясении зрительный зал. Хмыкает. Слизывает с пальцев крошки шоколадного печенья. «А чего сидим, уважаемые? Все в буфет. Антракт. АНТРАКТ, я говорю!»

Действие десятое

На сцену под громовую овацию зрительного зала выходит любимец публики. Раскланивается. И делает то, что от него все ждут. Результат – удивителен.

Из авторской суфлёрской будки, со вздохом: «Ох, Коля, Коля…»

Тихона разбудил не будильник. И не какой-то иной посторонний звук. И не кто-то живой – голосом или прикосновением. Нет, проснулся сам, но резко, будто что-то все-таки разбудило. Привычно поднял запястье к глазам. А-а, точно. Новые часы он так и не купил. Пришлось нашарить на прикроватной тумбочке телефон. Выключен.

Подождал, пока загрузится телефон. Точно так же что-то вяло подгружалось в память. Вчерашний день… Ресторан… На том месте воспоминаний, где на Тина начала вешаться эта… как ее?.. А-а, впрочем, неважно… или важно?.. Загрузка остановилась. А вот и телефон радостно пиликнул, загрузившись. Оповещения, напоминалки, тут же сработал будильник. Рядом кто-то вздохнул.

Господи, сделай так, чтобы это была Варя. Но уже уверен был, что нет.

Тихон едва коснулся кончиками пальцев гладкого бедра, уже совершенно точно зная, – это не Варя.

– Тиша-а, утречко-о до-о-оброе…

Захотелось взвыть, но вместо этого он резко сел. Боль ударила в виски, затылок и лоб. И горло. То есть почти всюду. И в сердце почему-то. Рядом, не прикрываясь, потягивалась по-кошачьи какая-то белобрысая кукла.

Дико хотелось пить. Тёплого кисло-сладкого клюквенного морса. И чтобы этой мымры не было в постели.

– Воды принеси.

Белобрысая надула было губы, но передумала. Улыбнулась сладко.

– Как скажешь, Тишенька.

А ему хотелось заорать. Благим матом. Уйди!!! Но для такого крика адски болело горло. Потом он жадно пил ледяную минералку прямо из горлышка бутылки. И пока по горлу, по подбородку и груди текла живительная влага, казавшаяся ему даже сладкой, в голову снова потекли воспоминания. Как точно так же по горлу вчера текли напитки. Пиво, коньяк, абсент. Всё вперемешку. Чтобы наверняка. Для чего наверняка? Для анестезии. Чтобы не было больно, когда вырывать будет. Потому что, когда режут по живому, когда обезболивающее почему-то не действует, – это жутко, до помутнения сознания больно. Он помнит.

Помогло обезболивающее? Кажется, нет.

Снова срабатывает будильник. Звук похож на дверной звонок. Вчера звонили в дверь. Кто? Не хочется вспоминать. Не хочется!

– Мы трахались вчера?

Блондинка застыла около кровати, чтобы ему любоваться удобнее было. А ему зажмуриться хотелось. Не видеть. Не вспоминать.

Девица нагнулась, подняла что-то с пола. Самыми кончиками пальцев держала поднятое. Помахала силиконовыми доказательствами.

– Два раза, Тишенька. И второй раз ты…

– Вали отсюда! – проревел он сквозь саднящую боль в горле. Всё. Вспышкой вспомнил. Спину. И нимб золотых волос. Обхватил себя руками. Холодная минералка схватилась ледяным комом в желудке, и ком стал расширяться… Он обнял себя за плечи крепче и начал раскачиваться. И уже тише попросил:

– Уходи. Уходи. Уходи…

– Ты чего такой злой с утра, Тиша?

– Быстро!

– Хоть денег на такси дай. – Блондинка сообразила быстро, что ветер переменился.

– Портмоне в кармане куртки. Бери, сколько хочешь. Уйди только.

Спустя несколько секунд после того, как хлопнула входная дверь, его вырвало. Желчью, горечью и минеральной водой. У предательства всегда вкус желчи и рвоты. В юности его первое время тоже постоянно рвало. Именно желчью. Хотя, может, рвота была от перемены питания. А в этот раз – от пива с абсентом. Ага.