Укрощение рыжего чудовища

– Хорошо.

Он поднял к ней лицо.

– Останешься?

– Останусь. А ты ложись. Я сейчас на кухне уберу всё, в душ схожу и тоже спать лягу. Устала. И вставать завтра рано.

Вышло сухо, торопливо, нелепо. Но Тин кивнул – серьёзно и недоверчиво одновременно.

– Точно останешься? Правда?

– Точно. Правда.

И она сбежала на кухню. Долго и тщательно мыла посуду. А потом переместилась в ванную. И там, под шум воды, прикусив большой палец на левой руке, правой быстро довела себя до оргазма. Но всё равно в момент разрядки не помогла даже прикушенная рука. Потому что его имя рвалось с губ. Потому что представляла, что это его пальцы. Потому что если она этого не сделает сейчас в ванной, то, выйдя из ванной, сделает или скажет что-то по-настоящему необратимое. Потому что всё смешалось – возбуждение тела и смятение духа. А теперь оставалось надеяться только на то, что за шумом воды ее стонов не было слышно. Или на то, что Тихон уже спит. Надеяться хоть на что-то.

Варя лежала в ванне, вяло вслушиваясь в плеск воды – пресыщенная и презирающая себя. Сегодня она просто маэстро оргазмов. Сначала Тихону соорудила, потом себе. Кончала от своих пальцев с его именем на губах – именем того, кто находился сейчас не дальше, чем в пяти метрах от нее. Господи, как же всё запуталась. Не распутать. Не разобрать чего хочешь, как правильно и как надо.

В комнату Варя вошла на цыпочках. Тихо. Спит. Медленно, стараясь не шуметь, отодвинула в сторону дверь шкафа, достала первую попавшуюся футболку – она оказалась темно-синей. Поспешно накинула ее прямо сверху на полотенце, после чего вытащила его и повесила на спинку кровати. Футболка укрыла Варю до середины бёдер. И скрыла отсутствие нижнего белья, которое сейчас сохло на полотенцесушителе в ванной.

Всё, теперь можно спать. И она осторожно опустилась на противоположный край огромной кровати. Как хорошо, что Тин спит.

А Тин не спал. Едва ее голова коснулась прохладной подушки, как он уже оказался рядом. Притянул, прижал спиной к себе, облапил грудь – безо всякого сексуального контекста, а потому что так обнимать было удобнее. Припал губами к шее, дунув на волосы. И тихо-тихо прошептал:

– Ва-а-ря… Не ушла. Варенька. Варюша. Варенька… моя.

Молчи. Молчи! Молчи!!!

Но он продолжал шептать. Это неправильное «моя». Это убивающее…

– Варя моя. Моя девочка. Варюшка моя. Варя. Варька. Моя Варька…

Варвара задрожала. А Тин, решив, что ей холодно, обнял крепче, прижал плотнее. И снова зашептал, всё так же касаясь губами шеи.

– Не обижу тебя. Никогда не обижу. Слышишь? Слышишь, Варенька? Потому что… Потому что ты моя. Моя Варька.

Что-то лопнуло внутри – так, что, кажется, в комнате зазвенело. Варя не выдержала. Дёрнула плечом, обернулась резко, вынуждая его лечь на спину. И обняла сама руками поперёк груди, ногу закинула на него, губами уткнулась в шрам на плече. И теперь уже себя уговаривала.

Молчи. Молчи! Молчи!!!

Было страшно. Страшно и сладко. И снова горячий ком в горле. И сердце колотилось загнанно, надрывно, словно пытаясь вырваться из грудной клетки. Словно стучась в его грудную клетку, к его сердцу.

Впусти. Впусти. Впусти.

И все-таки слова прорвались. Не смогла их удержать. Вжимаясь губами в неровный рубец, тихо, почти неслышно:

– Тиша. Тишенька. Тишка. Мой. Мой Тишка.

Господи, сделай так, чтобы он спал. Тин, если ты не спишь – сделай вид, что ты не слышал.

Ни одна из ее просьб не была услышана. Он сжал ее в объятиях. И шепнул тихонько:

– Моя. Моя Варька.

Больше не было сказано ни слова. А самым удивительным было то, что менее через минуту они уснули. Так и не разжав объятий.

Когда утром заголосил телефон, она не сразу поняла, где она. Только выключив будильник и оглядевшись, Варя сообразила – она у Тихона. Вот и он сам, рядом. Варвара машинально протянула руку и коснулась его лба. Температуры, кажется, нет. Или есть, но небольшая. Или он просто хорошо прогрелся – под тёплым одеялом и в обнимку. Они так и проспали всю ночь – обнявшись. Варю это несказанно удивило. Как и то, что она за ночь не проснулась ни разу. На новом месте. Имея привычку спать одной и широко раскинувшись на диване, – проспала всю ночь, не шевельнувшись и обнимая Тина.

А он продолжал спать. Щетина за ночь уже практически превратилась в юную бороду. Синяки из-под глаз ушли. Спал спокойно, безмятежно, расслабленно. И пусть спит. А ей пора вставать, и на работу.

Перед уходом она замерла в дверях спальни. Так уйти? Или все-таки разбудить? Словно в ответ на ее мысли Тихон заворочался, открыл один глаз.

– Тиша, я на работу поехала.

Он из глубин одеяла ответил что-то неразборчивое: «Агаспасибояещепосплюдверьзахлопнисозвонимся».

Ну и ладно. Созвонимся. Дверь она захлопнула.