Укрощение Зверя (СИ)

По команде дворянина-стольника Евлампия Седова слуги выставили на столы «холодные естьва»: студни мясные и рыбные, грибы отварные с хреном и квасом, грибы соленые с маслом и уксусом, свеклу печенную, печенную же солонину, рыбу вяленную, копченную и соленую. Птицу соленую с квасом, дичь со сливами, почки заячьи в рассоле икрянник, соленые арбузы и лимоны. После двух чар хмельного меда гости почувствовали зверский аппетит, и наступила очередь «второй подачи».

Щи, борщи, уха из речной рыбы и всяческие бульоны лились рекой. К жидким блюдам подавались пироги, оладьи, блины, жаренные на маковом масле. «Третью подачу» составляло жаркое с бульонами, которые называли «взвары». Жарили мясо и рыбу крупными кусками в русской печи или на вертеле, на сковородках, плошках, латках. Особенной популярностью у гостей пользовались гусь с взваром капустным, жареная баранина и курица, налитая яйцами. Хором попросили выйти к гостям повара. Он пришел и долго кланялся, благодарил за честь.

На закуску подавали крупеники и сочни – блюда с творогом. И все это заливалось разного сорта медами, пивом, квасами и киселями. Пьяных не было совсем – Василий Дмитриевич этого не любил.

В разгар пира, Софья Витовтовна, жена князя, встала, поклонилась гостям и попросила разрешения уйти, сославшись на заботу о «малых детушках». Говорила она медленно, с легким литовским акцентом, от которого не смогла избавиться за многое годы жизни в Москве. Гости великодушно разрешили. Когда княгиня ушла, стольник приказал убрать все лишнее со столов и принести князю письменный прибор и саблю из княжеской опочивальни. Гости поняли, что предстоит что-то серьёзное, и замолкли, с интересом наблюдая за князем и его засуетившимися секретарями.

Наконец князь встал, поднял руку и сразу, в зале наступила полная тишина. Слышно было, как в соседней комнате слуги сначала перебранивались в полный голос, а потом замолчали и они. Князь выждал паузу и начал:

– Мы, тут посовещались и решили…! Хан Касим, выйди, покажись людям!

Касим выбрался из-за стола и вышел на середину залы. Князь продолжал:

– Сей ордынский царевич Касим бин Суюргатмыш Марканди Чингизид, пришел под руку нашу от Тимура Царя и помощи попросил. А мы, русские люди в помощи НИКОМУ НИКОГДА не отказывали! И ему, хану Касиму, не откажем и людям его. Если ты хан Касим поклянешься служить нам верно и преданно, всем родом своим, то и я, князь московский в обиду тебя не дам. А всякое причиненное тебе зло, буду считать злом мне причиненным! Клянись, хан!

Касим подошел к столу, принял с поклоном у Василия саблю, вынул её из ножен, поцеловал и сказал на тюрки:

– Клянусь, тебе князь московский, и свидетелями этой клятвы пусть будут все присутствующие бояре и дворяне. Клянусь быть тебе верным и преданным до самой моей смерти. А если не смогу я сдержать этой клятвы, то пусть поразит меня этот клинок как подлую собаку. Омен!

– А клинок то не простой! Сабля это отца моего, Дмитрия Ивановича Донского. Будь верен, хан!

– Умру, а не предам!

– И в подтверждение того, что переходит, сей хан и весь улус его на службу в московское княжество, жалую его землями близ Рязани, что зваться теперь будут Касимовское ханство! Завтра же и отправляйся туда, людей своих скликай. Пусть приходят и трудятся на благо Москвы. Вот тебе на это мой письменный указ.

– Слушаюсь князь.

Глаза Касима горели, правая рука бегала по левому боку искала привычную саблю. Князь Василий оглядел присутствующих, показал Касиму, что можно садиться и поманил рукой Мусу Гирея.

– Выходи казак.

Всего Муса ожидал, но только не того, что князь позовет его. Зачем!? Что это будет честь или бесчестье?! Он вышел в центр комнаты и встал, глядя в глаза Василию Дмитриевичу. Князь увидел замешательство сотника, и оно его насмешило. Улыбнувшись, он выдержал солидную паузу и сказал:

– Князья, бояре ближние и дворяне служилые, прошу любить и жаловать боярина Михаила Киреева. От сего дня назначается он моим указом на службу хану Касиму. Головой отвечает он за жизнь и безопасность хана. Будь Киреев моими руками, которыми хана сего от несчастий заслоняю. Людей от своей станицы может взять, сколько и кого захочешь. Принесите его саблю! Клянись, сотник. Это ты сегодня сотник, а завтра хан тебя воеводой сделает. Сделаешь хан?

– Яхши [37]конязь! Албатта [38]! – закричал не успевший сесть на место Касим.

– Молодец, хан! Садись, всему свое время. Ну, что сотник Михаил, замер, молчишь, саблю не целуешь? Ну!

Муса Гирей, который стал с этого момента Михаилом Киреевым, встал на одно колено и, вынув из ножен принесенную стольником саблю, припал к её лезвию губами, а потом сказал:

– Князь я присягал тебе, будучи служилым казаком, теперь присягаю как боярин. Если понадобится жизнь за тебя отдать, не задумаюсь!

– Жизнь отдать, не хитро! Мне живые слуги нужны, умные и умелые. Чтобы способны были любое мое поручение выполнить и живыми остаться. Понял? Служи Касиму, вот тебе мой указ.

– Буду. Любо это мне.