Укрощенная горцем

Дрожащими ладонями она взяла его лицо, притянула к себе и снова поцеловала. Его губы были шершавыми, а поцелуй — жадным, голодным, страстным. Потом, не отрываясь от его губ и бедер, Мейри оттолкнула Коннора, перевернула на спину и оседлала. Темные пряди ее волос рассыпались по его бедрам и животу. Коннор был не из тех, кто легко сдается, но вызов он принял с радостью. Охватив ее всю одним взглядом, он улыбнулся темной, опасной улыбкой, одним движением разорвал на ней остатки рубашки, стащил их через голову и отшвырнул в сторону. Мейри не возражала. Ей нравилось, что она, обнаженная, сидит на нем верхом и в блеске его восхищенных глаз читает, что он о ней думает.

Тем не менее, Коннор выразил свои чувства и вслух:

— Ты такая красавица, Мейри Макгрегор. Ты погубила мое сердце, но излечила душу.

— А ты, Коннор Грант, властитель моего сердца.

Она слегка оттолкнула его, чтобы стащить бриджи с бедер. О Боже, он действительно вырос! Мейри улыбнулась, несмотря на дрожь, пробежавшую по ее телу, когда его внушительный стержень рванулся на свободу.

— В конце концов, тебе все-таки удалось напугать меня.

— Не верю.

Коннор рассмеялся, а Мейри залюбовалась его лицом. Она знала каждый его дюйм, каждую складку, каждое выражение. Она так тосковала по нему и отдала бы все на свете, чтобы вернуть это лицо в свою жизнь. Все, что Коннор попросит.

Он сел на постели, чтобы быть ближе к ней, сдернул со щиколоток бриджи, отшвырнул в угол и обнял Мейри за талию.

— Ты давно оседлала меня, моя кобылица.

Он намотал на кулак ее длинные волосы и оттянул назад голову, открывая шею своим поцелуям. Затем слегка куснул и шлепнул по ягодицам, чтобы ее бедра приподнялись над его стержнем.

Мейри могла бы испугаться такого пульсирующего страстью зверя или его властного хозяина. Но эта его власть так возбуждала ее, что она без страха впустила его. Ей не нужно было притворяться девственницей. Она знала, чего ожидать, и горела от нетерпения.

Положив ладони на ее бедра, Коннор провел языком по ложбинке между грудями, стал целовать и покусывать соски, пока она не застонала над ним. Потом его шершавые ладони обхватили ее ягодицы, сдавили их, задавая движению нужный ритм.

— Посмотри на себя! — Он слегка отстранился, чтобы окинуть ее обжигающим взглядом. — Голая, жаркая, влажная!

Коннор облизал губы, словно готовясь попробовать Мейри на вкус.

Но ему придется чуть-чуть подождать. Мейри так нравилось ощущать в себе его окаменевший стержень, что ей не хотелось спешить. Она дразняще улыбнулась, подняла руки, отбрасывая волосы, и с насмешкой сказала:

— Но не под тобой!

И стала медленно вращать бедрами, опускаясь все ниже.

— Ничего, еще будешь, — пообещал Коннор и мощным движением насадил ее на всю длину своего стержня. — После того как я получу тебя сзади, потом — притиснув к стене, а потом на коленях.

Он согнул позади нее колени, так что она села как пришпиленная в углубление его бедер, стиснул ее ягодицы и стал двигаться в резком, все ускоряющемся ритме. Губы поймали ее сосок, втянули его в рот, сильные руки вцепились ей в бедра. Наконец он вытащил свой стержень из ее лона, и семя расплескалось по всей повязке над раной. Тело Коннора содрогнулось, он сделал последний мощный рывок вверх навстречу ее влажному устью, и последние капли семени упали ему на живот.

Коннор откинул голову, удовлетворенно вздохнул и улыбнулся Мейри.

— Ну, теперь стало легче. — Он снова положил ей руки на бедра. — Иди сюда.

Нет, он не закончил. Он даже еще не начинал.

Коннор был с ней, в их общем доме, в их общей кровати. Сколько лет он представлял себе эту картину? Как старался забыть ее и перестать мечтать? И вот Мейри с ним, все простившая и готовая подчиниться. Как-то раз он спросил Мейри, как долго придется ее ждать, но теперь понял, что готов был ждать целую вечность. Это его женщина, его подруга. Им повезло, что они встретились рано, когда жизнь была полна приключений и игр. Повезло, что рано узнали, какова должна быть истинная любовь, и уже не могли забыть. Во всяком случае, он не забудет и ей не позволит забыть.

Коннор сел, приподнял Мейри за ягодицы — пусть побережется, иначе он воспользуется и этим ходом — и передвинулся к краю кровати. Его мощный стержень снова поднялся в полной готовности. Коннор потерся им о ее влажную щелочку и почувствовал, что не сможет долго терпеть.